В Москве полночь

И исчез. Ничего, подумал Толмачев, отмоемся с подполковником, еще лучше документы настрогаем! Однако оставаться далее в зоне действия хмырей Толмачеву расхотелось. Перемешал пепел, запустил папку в маслянистую воду за парапет и вновь двинул на Павелецкий.

Самвелов. Он, конечно, знал о командировке Толмачева. Но Самвелов почти не соприкасается с отделом стратегических мероприятий. Кроме всего прочего, додумался, наконец, Толмачев, своих людей Василий Николаевич отбирает штучно и доверяет им. А фамилию подполковник сократил по привычке не доверять бумаге. Он даже не рассчитывал, что Толмачев заподозрит Самвелова.

Самарин… Пашунчик белобрысенький. Павел Александрович. Компанейский парень — хоть выпить, хоть закусить. Разбрасывается, но ум цепкий, в этом Толмачев убедился. На лету ловит. Вот и тогда поймал, когда Толмачев вернулся из Сурханабада:

— Ну, старичок! Где так загорел, на каких югах?

— Было дело. Съездил в одно место.

— В Индию, что ли, мотал? Или поближе, в братский регион?

— Поближе. В Сурханабад.

— Ну, ладно, старичок. А у меня, видишь ли, такая проблема, только ты поможешь…

И полчаса молотил скучную чепуху. Из-за этой молоть бы Толмачев с трудом потом припомнил интерес Пашунчика к командировке — потом, когда по заданию подполковника составлял подробный реестр собственных контактов с начала года.

Вернулся на Павелецкий и принялся названивать. Самвелова на месте не оказалось. По паролю справочная Управления дала его домашний телефон.

— Папа в командировке, — ответил ломкий юношеский басок.

Делать нечего, позвонил Самарину — на службу.

— Толмачев? — чувствовалось, что Самарин растерялся. — Откуда звонишь, старичок?

— Из пригорода, — ухмыльнулся Толмачев. — Слушай, Павлик, будь другом, найди моего начальника и предупреди: заболел, мол, Толмачев. Простыл зверски, всего ломает. Отлежусь, вернусь в Москву. А то никому из наших дозвониться не могу…

— А где ты находишься? Вдруг понадобишься.

— Не слышу, — сказал Толмачев. — Говори громче.

Самарин кричал так, что слышно было, наверное, в очереди на такси. Толмачев подул в трубку и повесил ее.

Так, обеспечил коллеге головную боль… Поколебавшись — было уже довольно поздно, он набрал еще один номер:

— Алексея Дмитриевича можно?

— Он в отъезде. На днях собирался вернуться. Может быть, что-то передать? Я запишу.

— Не беспокойтесь, перезвоню…

Вежливая у Седлецкого жена. Профессорша, что вы хотите…

20

В полдень передали заявление российского руководства. Седлецкий с Федосеевым слушали его за обедом в кабинете заместителя премьер-министра. Картинка в японском телевизоре плыла, вместо лица диктора мигало фиолетовое пятно, но слышно было очень хорошо.

— …где объектами нападения стали подразделения Отдельной армии, находящейся под юрисдикцией России. Несколько военнослужащих минувшей ночью убито. Ведется подсчет захваченного боевиками вооружения и техники. К сожалению, по сходному сценарию развиваются и события в соседней республике, где в результате полномасштабного наступления правительственных формирований полностью блокированы подразделения российской армии, До сих пор сохраняющие нейтралитет.

— Как же! — перебил диктора Федосеева. — Нейтралитет… Не совался бы Ткачев во все дырки…

— Циничные заявления руководителей республики, открыто вставших на путь конфронтации с Россией, выдают их планы свержения законного правительства в соседней Шаоне и подавления тех кругов в собственной стране, которые выступают за мирное и добрососедское сотрудничество с Россией.

Вблизи города Шаоны бандформированием захвачены Член парламентского комитета по военной реформе генерал-лейтенант Федосеев, прибывший в столицу дружественной республики с целью подготовки российско-шаонских переговоров о дальнейшем военном сотрудничестве, а также независимый эксперт комиссии по гуманитарному сотрудничеству. Судьба похищенных до сих пор неизвестна.

Правительство России считает себя вправе и обязанным со всей серьезностью заявить: силового решения шаонского вопроса Россия не допустит. Мы намерены решительно положить конец…

— Решительно положить конец! — опять не выдержал генерал. — Страшнее не придумать. Черт их всех побери! Черт их побери с ихними играми… Семья, небось, уже телефоны в нашем министерстве обрывает! Вам-то хорошо, Алексей Дмитриевич, даже фамилию не назвали.

— Слишком мелкая сошка, — сказал Седлецкий. — И потом, думаю, вашу семью уже предупредили. По последним сообщениям, мол, генерал жив, здоров и в безопасности.

— В безопасности? — отмахнулся Федосеев. — Блажен, кто верует… С большим удовольствием я сидел бы сейчас в пещере с этим… да, Саидом. Вы что же, Алексей Дмитриевич, совсем ни хрена не соображаете? Ну, тогда на улицу посмотрите…

Седлецкий выглянул в окно. Перед зданием Совета Министров разворачивались БМП с российскими флагами на броне. Грохот моторов и сизый чад выхлопов плыли над улицей, изуродованной артобстрелами.

— Вот сейчас саданут с горы по скоплению техники, сказал генерал, — послушаю, что вы запоете про безопасность.

— Неужели испугались, Роман Ильич? — улыбнулся Седлецкий. — Сроду не поверю.