— Не знаю, — развел руками генерал. — После того, как Толмачев прижал Самарина, мы свернули операцию и сейчас вся банда сидит у нас в подвале. Самарина оставили вместо привады, а тут… Думаю, информация о нем ушла по другим каналам. Значит, пресекая самодеятельность Толмачева, мы в спешке кого-то пропустили. И теперь недобитки залегли на дно…
— Толмачев связывает свою засветку с провалом группы, направленной в Сурханабад.
— Никакого провала не было, — поднял палец генерал. — Наш человек сработал артистически, хоть его сдали еще по дороге туда. Операцию провел на пять с плюсом. Но почему-то задерживается, контрольные сроки прошли. Может, никак не оторвется?
— Если вы говорите про Акопова… — прищурился Седлецкий.
— Вот видишь! — пристукнул по столу генерал, — Откуда ветер надул?
— Догадался, — пожал плечами Седлецкий. — Скорей всего, Акопов вернулся и залег. Он еще в Сурханабаде мог высчитать, на каком уровне его сдали. И теперь выжидает, пока в конторе закроют форточки. Уверен, он давно в Москве.
— А не мог он… выйти на Самарина самостоятельно?
— Не удивлюсь, — задумчиво сказал Седлецкий.
В молчании они еще выпили по чашке. Седлецкий достал сигареты и вопросительно посмотрел на начальника. Тот кивнул — кури, мол, травись на здоровье…
— Трудно стало работать, — вздохнул генерал. — Борзеют людишки. Страна разваливается, пора, мол, и о себе подумать, не все же — о державе. Ткачев вооружение загоняет, словно конокрад лошадей, а мои подчиненные — информацию.
— Не понимаю, — сбил пепел Седлецкий, — какой был прок сдавать Акопова?
— Толмачев тебе, вероятно, рассказал, как его похитили… В результате операции мы вышли на оружейный синдикат. Именно оружейникам была невыгодна акция Акопова, потому что способствовала укреплению режима в Сурханабаде. То есть, сужала рынок продажи оружия.
— Каким же образом?
— Суди сам… Убит один из лидеров панисламистов. С одной стороны, оппозиция реально теряет шанс на поддержку за кордоном. С другой стороны, поджимает лапки обыватель. Ведь это уже по-крупному. Это не митинг, где поорали, поорали, а потом пошли витрины бить. Обыватель ежится и начинает мечтать о порядке.
— Неубедительно, — пробормотал Седлецкий. — Клин клином вышибают только при колке дров.
— Да, клин клином… Как это ни парадоксально, как это ни кажется неприменимым в политике. А самое главное, никто никого и не собирался убеждать. Гость из-за кордона убит, президент выступает с обращением к нации: видите, дорогие сограждане, до чего мы домитинговались? Определенные силы… Это всегда так веско звучит — насчет определенных сил! Да. Определенные силы хотят нас поссорить с соседней страной, с которой мы связаны общим языком и культурой. У этих людей нет за душой ничего святого! К тому же растет преступность. А поэтому всем, кому дороги интересы народа, должны забыть политические разногласия до лучших времен и объединиться, чтобы покончить с негативными процессами в нашей молодой республике. Ну, скажи, какой обыватель, уставший от беспредела и бардака, не клюнет на эту здравую речь? Кстати, сценарий универсальный. Для любого региона.
— И для любого времени, — уточнил Седлецкий. — За неимением рейхстага… Годится!
— К тому же нам подыграла мафия — убрала генпрокурора, царствие ему небесное… Республика, действительно, вступила в опасную полосу развала. И поскольку оппозиция не откликнулась на миротворческий призыв президента, у того остался один выход: апеллировать к старшему брату. Ну, раз так просите, сказал старший брат… И тишина.
— Тишины-то как раз и не наблюдается, — вздохнул Седлецкий. — Я читал, что президент ударился в бега, его чуть не выволокли из вертолета.
— Да, сорвалось пока, — с сожалением сказал начальник. — Слабаком оказался наш партаппаратчик. Долгая и безнаказанная власть, за которую не надо бороться самому, лично, расслабляет мускулы. Поэтому бывших и бьют везде. Ну, ничего… Найдем другого, покрепче. В нашем деле, как на рыбалке, главное — терпение.
— А нынешнего куда? Начнет строить из себя страдальца, ломать игру… Опять надо убирать?
— Не надо, — улыбнулся генерал. — Есть информация, что оппозиция готова сама, без подсказки… Ладно. Ты моих карпов не видел? Пойдем, покажу. Веришь, настоящие поросята! Как-нибудь приглашу на запеченного карпа. К осени, думаю, развяжемся с Кавказом — расслабимся.
— Что передать Толмачеву, товарищ генерал-полковник? — спросил Седлецкий, поднимаясь.
— На него уже должны были выйти, — буркнул начальник. — Но если мерзавец улизнул от контакта… Скажи, пусть прекращает партизанить и является на службу!
— Последний вопрос… Кто такой Григорий Владимирович, о котором говорил Толмачев?
— А то не знаешь, — поморщился генерал. — Григорий Владимирович Рытов, начальник группы вооружений отдела стратегических мероприятий. Я сам выдвигал подлеца!
— Гриша? — пробормотал Седлецкий. — Вот это номер… Надеюсь, он тоже в подвале?