Она вытянула шею, от чего ее яркие губы уплыли куда-то вниз, и увидела на бумажках у рыжего пушистую голову львенка. Рядом с ней были нарисованы самолетик и человек-паук.
Изрисовав всю страницу героями книжек-раскрасок, рыжий вздохнул, угомонился и снова заснул. Рядом с ним дядечка с красным платочком в нагрудном кармане стыдливо читал «Мемуары Гейши», прикрывая их чемоданом. Двое главных редакторов крупных московских газет играли в морской бой.
Вернулся Борис. Он кому-то кивнул, и на плазмах включился ролик — сюжет прославленной репортерши французских кровей о том, как в Москве отмутузили недовольных. Бакинский армянин горделиво посматривал в зал, бурливший негодованием.
Вдруг прямо перед президиумом непонятно откуда возникла девушка в длинной цветастой юбке и полуголый дистрофик с дредами на голове. Они молниеносно развернули большой плакат, разрисованный от руки фломастерами, с фотографиями каких-то китайцев. Что было написано на плакате, никто не успел прочитать, но точно что-то про фридом. То же самое непонятно что про фридом девушка с парнем успели проорать трижды перед тем, как их скрутили охранники и утащили, брыкающихся, неизвестно куда. Они явно ошиблись дверью.
— Эту провокацию мы проигнорируем как неорганизованную, бросил Борис свою любимую шутку и вышел, наконец, к микрофону. Он сказал:
— Сегодня Россия в очередной раз стоит перед выбором. От этого выбора зависит не только жизнь граждан России, но и жизнь и спокойствие ваших граждан — граждан Соединенных Штатов Америки, да и всего мира. Речь идет о выборе России между Демократией и диктатурой.
Борис говорил на грамматически безупречном английском. На этот английский он потратил немыслимо много часов и денег. Правда, акцент все равно остался, но так было даже лучше.
— Наша страна вступает в решающую фазу электорального цикла. Это последний шанс России на Демократию в ближайшие десятилетия. Сегодняшняя власть в России ведет страну к авторитаризму. А мы из истории знаем, что русский авторитаризм — это угроза всему миру. Самое ужасное, что большинство россиян поддерживают эту власть. Некто Владимир Путин использует всю пропагандистскую мощь, чтобы поддерживать народную любовь. На мой взгляд, поддержка россиян не является основанием для того, чтобы считать ситуацию нормальной. Наркотики люди тоже принимают добровольно. Это не значит, что наркомании не нужно сопротивляться. Любой тоталитарный режим начинался при поддержке большинства.
На этих словах резко проснулся рыжий, перевернул рассадку и принялся остервенело чертить робокопа.
Светская репортерша лучшей столичной газеты — девушка Жанна в чем-то белом, похожем на тунику — прищурившись, разглядывала зал, выбирая жертву для репортажа. Жанну Бирюков таскал за собой, потому что об этом просил влиятельный журналист, мечтавший с ней переспать.
Жанна была дурой набитой, но это ее не портило. К тому же то, что она дура, было неочевидно. То есть, скорее, очевидно, но не сразу. А еще точнее — очевидно-то сразу, но не всем. Дело в том, что Жанна несколько раз в любой разговор вставляла слово «конвергентность». Тем, кто этого слова не знал, дурой она не казалась. Конвергентность усыпляла их бдительность.
Впрочем, Жанна могла обойтись и без конвергентности, потому что была красавицей. До инфаркта могла довести. Она обладала такой красотой, когда уже совершенно неважно, дура ты или не дура. Даже, может быть, лучше, если дура. Такая красота заменяет женщинам мозг годами. Может быть, сногсшибательная шатенка в хорошем костюме — клиническая идиотка. Но до первых морщин никто этого не замечает. Правда, потом — замечают мгновенно и говорят: «Как она поглупела». А на самом-то деле просто испортилась кожа.
Жанне до первых морщин было еще далеко. Кроме слова «конвергентность», у нее в активе был абрикосовый нежный загар, высокие скулы, тяжелые волосы и повадки взрослеющего олененка. С такими данными она спокойно могла еще лет как минимум пять путать артефакт с архетипом.
Вчера в Нью-Йорке на бирюковском приеме Жанна громко рассказывала, как она спала с одним модным миллионером и чуть не переспала с другим. Остальные девушки из делегации ей завидовали. А сама она завидовала Норе и пыталась с ней дружить.
— Господи, если бы я спала с Бирюковым, — сказала она Норе после пятого кир-рояля, — я бы считала, что не зря родилась. Я умерла бы от счастья. А ты ходишь с кислой миной все время! Он что — садист?
Нора вздохнула и сказала Жанне:
— Тебе хорошо. Ты дура.
Наконец, Бирюков закончил и под аплодисменты стоящего зала пошел к выходу в окружении соратников. Корреспонденты бросились диктоваться в Москву. Один из них говорил: «Только что мимо прошел Бирюков и с ним какая-то шлоебень», — имея в виду соратников.
Нора по уже сформировавшейся привычке специально чуть отстала от Бориса, чтобы не попасть в объективы. Один из присутствовавших в зале гладко бритых мужчин подошел к ней и протянул визитку. У Норы визиток не было, и она просто улыбнулась.
— Вы эксперт по Чечне? — спросила Нора, читая визитку.