Наша артиллерия не осталась в долгу перед немцами. Один из наших снарядов убил командира неприятельской батареи, причем пуля пробила подзорную трубу, в которую он смотрел. Эту подзорную трубу и еще много других трофеев захватили наши доблестные артиллеристы, когда немецкие пушки были впопыхах увезены.
День 1 августа останется у нас навсегда в памяти, как первый день серьезного боя в эту войну.
5 августа было солнечное затмение и как раз в те минуты, когда оно происходило, наша дивизия встретилась с 1 Гвардейской Кавалерийской дивизией.
Я был рад встретить мужа моей сестры Татианы, Костю Багратиона. В колонне обоза я увидел моего камердинера 3 - он был призван на военную службу и попал в Конную гвардию, в денщики к Иоанчику.
6 числа был известный бой Гвардейской конницы под Каушеном, во время которого командир 3 эскадрона Конной гвардии ротмистр бар. Врангель (впоследствии Главнокомандующий Добровольческой армией) атаковал, во главе своего эскадрона, немецкую батарею.
К сожалению, я не участвовал в этом бою, потому что 4 эскадрон был назначен охранять обоз 1-го разряда. Слышал впереди выстрелы, но не знал, что происходит. Мне помнится, что я стоял возле скирды сена, когда увидел несколько конногвардейцев. Я их спросил, что происходит впереди. Один из них, бойкий парень, ответил мне, что Конная гвардия, как всегда, побеждает. Мне очень понравился его ответ.
После боя наш эскадрон был назначен в охранение. Ясно помню, что когда полк собрался вместе, уже почти стемнело. Я стоял в группе наших офицеров, говорили, что Врангель убит; Гревс и Велепольский жалели убитого, как хорошего офицера, которого они знали еще по Японской войне. Вдруг в этот момент появляется сам барон Врангель, верхом на громадной вороной лошади. В сумерках его плохо было видно и он казался особенно большим. Он подъехал к нам и с жаром, нервно, стал рассказывать, как он атаковал батарею. Я никогда не забуду этой картины.
В этом бою поручик Кауфман был ранен в нижнюю часть живота. Он умер в госпитале в Вильне, в той самой палате, в которой через два месяца умер мой брат Олег. Его напутствовал, как и Олега, протоиерей о. Георгий Спасский, приобретший позже, в эмиграции, в Париже, громадную известность и популярность
Когда в Петербурге были получены первые сведения о бое при Каушене, жена военного министра, пресловутая Е. В. Сухомлинова, поздно ночью позвонила А. Р. Вскочив с кровати, А. Р. из другой комнаты подбежала к телефону. Сухомлинова ей сообщала, что произошел большой бой с немцами, что потери большие, но что я и мои братья живы. Адъютант военного министра прочел А. Р. список убитых, в котором было много ее знакомых.
Глава двадцать девятая
В эти дни 3 и 4 эскадроны, под командой полк. Гревса заняли город Рессель, где встретились с уланами ее величества. Уланские офицеры и наши завтракали вместе в ресторане. Странно было сидеть за большим столом, покрытым белой скатертью, и пользоваться ножом и вилкой. Я почувствовал, что отучился есть в культурной обстановке, питаясь наскоро в поле и на биваках. Во время завтрака пришла депутация от города, с повязками Красного Креста на рукавах, и вручила командующему уланами полк. Княжевичу контрибуцию в размере тридцати тысяч германских марок. Среди депутации был и католический священник, тоже с повязкой Красного Креста.
Рессель был красиво расположен, и я любовался видом на долину перед городом, по которой вилась обсаженная деревьями дорога. По ней мог подойти противник, чтобы выгнать нас из города. К вечеру мы вернулись на бивак, поместились в каком-то помещичьем доме, и спали в большой комнате, в которой висела гравюра, изображавшая Вильгельма II молодым.
На следующее утро, перед выступлением, полк. Гревс, стоя перед маленьким образом в углу, в котором он спал, молился Богу. Я ясно вижу его в защитной гимнастерке, с красным боевым ремнем. Гревс был очень симпатичный человек и прекрасный товарищ в мирной обстановке, а на войне еще лучше: всегда спокойный, распорядительный и храбрый. Находиться под его командой было одно наслаждение.
В палатке я спал только лишь в первые дни войны, потом мы всегда останавливались в домах, что, конечно, было гораздо приятнее. Наша собранская кухня действовала отлично и мы хорошо ели. Старший собранский вестовой Мишенин был распорядительным и толковым человеком. Но было особенно приятно получать из дому съестные припасы: мы всегда делились ими. А. Р. посылала мне, что могла.
Олег в эти дни попрежнему находился в штабе.
"Я очень доволен, - писал Олег 15 августа ген. Ермолинскому. - Отношения прекрасные. Наступление тоже... Я пишу дневник полка и нахожусь при штабе, где приходится много работать и бывать под огнем. Но все же хотелось бы в строй".