Я протелеграфировал государю, который в то время плавал на яхте “ Штандарт”, в шхерах, прося его разрешить мне уехать в 11-месячный отпуск за границу. Государь ответил утвердительно.
В день отъезда на станции Александровской железной дороги провожали меня родители, дяденька, братья и Татиана, а также наши домашние. Из лагеря приехали на автомобиле офицеры 4-го эскадрона. Если бы я в то время знал, что с моим отъездом оканчивалась, в сущности, моя служба в полку! Впоследствии я служил лишь периодами и, в конце концов, ушел из строя по слабости здоровья. Но в то время я уезжал, окрыленный надеждой через 11 месяцев вернуться в полк.
В Берлине мы втроем, Тинтин, Букса и я, погуляли по улицам между двумя поездами, а приехав в Швейцарию, поселились в местечке Бюргеншток, на озере Четырех Кантонов. От озера до Бюргенштока вела цепная железная дорога. Бюргеншток был нам знаком всем троим: десять лет тому назад мы провели здесь несколько недель вместе с моими братьями и сестрой Татианой.
Я быстро поправлялся, живя на большой высоте и в прекрасном воздухе. Мы делали прогулки, и я даже играл в теннис. Но Букса запрещал мне много играть. Как всегда бывает в таких случаях, завелись знакомые: известный петербургский врач по накожным болезням Манасеин с дочерью, почтенная русская дама со своей племянницей Дворжицкой, девицей уже в годах. Ее дядя был полицмейстером Петербурга 1 марта 1881 года, когда император Александр II был смертельно ранен бомбой нигилиста. В санях Дворжицкого Александр II был привезен в Зимний дворец. В нашей же гостинице жил профессор пения грек Критикос. Его дочь очень хорошо пела и дала концерт в большой гостинице, в Бюргенштоке. Я взял у Критикоса несколько уроков пения. Он учил меня петь арию Ирода из оперы “Иродиада”.
Прожив положенное время в Бюргенштоке, мы поехали в санаторию Шатцальп, над Давосом. Из Давоса в санаторию идет цепная железная дорога, здание санатории громадное, с дивным видом на окрестности. Мне отвели прекрасную комнату с балконом, и я сперва пользовался большой свободой, несмотря на строгие правила. Старшего врача, доктора Неймана, не было, и его замещал младший врач.
Конечно, я быстро перезнакомился с пациентами, не слишком серьезно больными, пользовавшимися, как и я сам, сравнительной свободой. Я подружился со шведом Рольфом Демаре и русским швейцарцем Штудером. Все трое мы увлекались крокетом. Но когда приехал из отпуска старший врач, моей свободе настал конец. Нейман прописал мне строгий режим: все утро и часть дня я должен был проводить лежа на балконе и несколько раз в день мерить температуру. За мое почти девятимесячное пребывание в санатории у меня, однако, ни разу не повысилась температура.
Завтракал я и обедал в общей столовой, за отдельным столиком, как и большинство лечившихся, вечер проводил в гостиной. Мне никогда не было скучно, и я был доволен судьбой. Лежа на балконе, я много читал и писал письма. Я не был болен, но должен был поправить легкое от бывшего в нем воспаления и окрепнуть.
Пробыл я в Шатцальпе девять месяцев, пора было думать об отъезде. За мной приехал Р.Ю. Минкельде, служивший при нашем дворе, и мы поехали с ним в Лозанну. Когда он уехал обратно в Россию, оставив меня в Лозанне, я почувствовал себя очень одиноко, до такой степени я не был приучен к тому, чтобы жить одному!
Я объехал все Женевское озеро, побывал в Женеве, Эвиане – в те счастливые времена никаких виз и паспортов не требовалось и можно было проехаться по территории Франции. Прожив в местечке Ко, я через Италию выехал в Грецию, к тете Оле. Переночевав в Венеции, я на следующее утро выехал в Триест и через два дня был на Корфу.
Мой двоюродный брат, королевич Христофор, подъехал к нашему пароходу на лодочке и привез меня во дворец, который стоял на берегу. Я сразу попал в объятия дорогой моей и горячо любимой тети Оли, а идя во дворец, мы встретились с греческим королем Георгом I и его сестрой, английской королевой Александрой (женой Эдуарда VII), которая жила на своей яхте “Виктория и Альберт”.
Дядя Вилли выглядел очень моложаво, несмотря на то, что в те времена ему было 59 лет. Королева Александра была очень красива и тоже выглядела моложе своих лет. У нее была фигура, как у молодой девушки. В первый раз мне пришлось видеть ее за шестнадцать лет до этого, когда в 1894 году она приезжала в Петергоф на свадьбу великой княгини Ксении Александровны. Она очень много снимала тогда, и, несмотря на длиннейшую катушку для снимков, этой катушки все-таки не хватило. Королева Александра была в сильной степени глуха и с ней было трудно разговаривать.
Во дворце, на лестнице, я встретился с очень симпатичной и веселой принцессой Викторией, дочерью Эдуарда VII. Ее окружали тоже веселые и оживленные мои греческие двоюродные братья Николай и Андрей.
Поместили меня в прекрасной комнате. По утрам мы все вместе пили кофе в столовой: тетя Оля, король, королевичи, их жены и я. Тетя Оля сама разливала кофе. Все греческое семейство было очень дружное и жило в мире и согласии.