В мышеловке

Джик и Сара с легким ручным багажом быстро прошли мимо пассажиров, ждущих, пока выгрузят их чемоданы, и направились прямо к очереди на такси. Весь аэропорт гудел, как пчелиный улей, ведь завтра Кубок Мельбурна, и только один человек, как я заметил, спокойно стоял в дверях перед выходом из зала. Но, увидев моих друзей, он тоже засуетился и тотчас же приклеился к ним.

Я мысленно улыбнулся. Молодой, похожий на ужа, он перескочил через турникет и, оттолкнув женщину с ребенком, схватил следующее такси после машины, отъехавшей с Джиком. Они послали его, подумал я, потому что парень знает, как выглядит Джик: он плеснул ему в глаза скипидар в Центре искусств.

Совсем неплохо, решил я. Парень умом не блещет, и Джику не составит труда запутать его. С довольно дурацким видом я обошел аэропорт, но, по-моему, больше никто не представлял ни малейшей опасности. Успокоившись, я отправился на стоянку машин.

После Элайс-Спрингс ночь показалась холодной. Я отпер машину, с трудом устроился на заднем сиденье, снял свою потрясающую шляпу и приготовился ждать возвращения Джика.

Они приехали часа через два, за это время я замерз, совсем разболелся и проклял все на свете.

- Простите, - запыхавшись, проговорила Сара, открывая дверь машины, и села на место водителя.

- Чертовски непростая оказалась работа - отделаться от этого маленького негодяя. - Джик плюхнулся на сиденье рядом со мной. - Как твои дела?

- Замерз, распят и умираю от голода.

- Ну, значит, все в порядке, - бодро подвел итог Джик. - Маленькая гнида впилась в нас, будто пиявка. Это тот парень из Центра искусств.

- Да, я видел его.

- Мы выскочили у отеля «Виктория Ройял», решив, что пройдем вестибюлем, выйдем в боковую дверь и возьмем другое такси. А он поджидал нас на ступеньках. Мы повернули и пошли в бар, а он околачивался в холле и следил за нами в стекла витрины книжного киоска.

- Мы подумали, лучше сделать вид, будто не замечаем его, - вмешалась Сара. - И поехали в «Бедлам девяносто», это самое скандальное кабаре в Мельбурне, где можно и пообедать, и потанцевать.

- Народу там было, как сельдей в бочке, - перебил ее Джик, - мне стоило десять долларов получить столик. Вообще-то грандиозное место. Столики утопают в темноте, психоделическая музыка, разноцветные прожекторы. Мы заказали и заплатили за вино и виски, почитали меню и потом пошли танцевать.

- А он стоял у входной двери в очереди, ждущей, когда освободятся столики. - По-моему, Сару тоже забавляло это приключение. - Мы потанцевали и потом вышли через запасный выход в коридор, где гардеробы. Когда мы приехали в этот «Бедлам», то оставили там сумки, а теперь забрали их и ушли.

- Вряд ли он догадался, что мы специально водили его за нос, - добавил Джик. - Но мы сделали гениальный финт. И на сегодняшний вечер освободились от них.

- Великолепно.

С очень полезной помощью Джика я превратился из туриста, лазившего на Арз-Рок, в зрителя Мельбурнского Кубка. Приехав в «Хилтон» и поставив машину на стоянку, мы вошли в холл отеля с таким видом, точно никуда и не уезжали.

На нас никто не обратил внимания. Обитатели отеля, возбужденные предстоящими скачками, толпились в холле. Одни в вечерних туалетах после танцев стояли группами и громко обсуждали перспективы фаворитов на завтрашних соревнованиях. Другие ждали такси, собираясь повеселиться где-то в другом месте, но тоже говорили о завтрашних скачках. И у всех на языке и на уме был только Кубок.

Джик взял ключи от наших номеров.

- Никаких писем, - объявил он. - И вроде бы здесь не соскучились без нас.

- Очень мило.

- Тодд, - объявила Сара, - мы хотим заказать в номер что-нибудь поесть. Вы зайдете к нам?

Я кивнул, мы поднялись к ним в номер и молча поели, подавленные общей усталостью.

- Спокойной ночи. - Я встал и направился к двери. - И спасибо за все.

- Благодарить будете завтра, - сказала Сара.

Ночь прошла. Как бы то ни было, но она прошла.

Утром я попытался одной рукой побриться и вымыть незабинтованные места. Потом пришел Джик и настоял, что поможет мне завязать галстук. Я открыл ему дверь в трусах и халате, и, когда снял халат, Джик воскликнул:

- Господи боже всемогущий, на тебе живого места нет, все синее и поцарапанное.

- С таким же успехом я мог приземлиться и на лицо.

- Господи. - Джик задумчиво уставился на меня.

- Помоги мне снять бинты.

- Даже и не дотронусь.

- Перестань, Джик. Развяжи эту повязку. Они спеленали меня, как младенца. Под ней невыносимый зуд, и я забыл, как выглядит моя левая рука.

Кляня меня, судьбу и врачей, Джик развязал повязку, мастерски сделанную в больнице Элайс-Спрингс. Внешняя часть повязки, большой крепкий кусок полотна, скрепленный зажимами, поддерживал левый локоть так, чтобы рука, прибинтованная наискосок через грудь к правому плечу, оставалась неподвижной. Под внешней повязкой система бинтов закрепляла руку в таком положении. Другая повязка стягивала сломанные ребра. Джик осторожно осмотрел рану под левым плечом, на которой темнел противно выглядевший шов.

- Черт возьми, ты содрал почти всю кожу с левой стороны! - воскликнул он. - Там целых четыре шва.