В начале было детство

— А это — Васино? — подруга показала на следующую порцию каракулей.

— Нет, это Анюты Платоновой.

— Как можно все помнить! — поразилась подруга.

Но и меня поражают причуды собственной памяти: дети с их работами вытеснили стихи, что я знала наизусть, номера телефонов и адреса. Но на это есть книги и записные книжки.

Потерю же детских рисунков ничто не восполнит. Это единственные свидетельства процесса освоения мира всеми теми детьми, которых я узнала за 10 лет работы. Их — не меньше тысячи. Они — мой клад. Но я не скупой рыцарь.

Я бы с радостью поделилась своим богатством с любой картинной галереей.

Да никто на мои сокровища не зарится!

«Сказите позяиста, извините позяиста..:

Кроме того, что висит на стенах нашей квартиры, стоит на полках, — кипы рисунков и скульптур под шкафами, сервантом, ящики детских работ в гараже. Пластилин пылится, деформируется, необожженная глина ломается, рисунки желтеют. Изредка я навожу ревизию и все же — не могу заставить себя выкинуть хоть что-нибудь.

Вот пластилиновая дама с воротником из настоящего меха. Узнаю автора: Катя С. Ее лицо выражало бесконечное любопытство. Даже нос был, как у любопытной Варвары — длинный, вытянутый, с узкими ноздрями. Любопытство ее отличало определенная направленность: украшения и одежда, обувь и меха.

— Сказите позяиста, извините позяиста, что это у вас? Мех?

Катя дотрагивается пальцами до моей шубы. Она висит за шкафом. Проведешь пальцем — получаются бороздки.

— Я очень увлекаюсь мехами, — говорит она, не в силах оторваться от моей шубы. — А оторвите мне, позяиста, одну мешинку, я королеву буду лепить, для хитрости.

Для хитрости! Никакая королева ей не нужна, нужен кусочек меха. Но она знает, что просто так здесь ничего не дается — все с применением, вот и придумала — королеву.

А то подойдет, уставится в ноги. Изучает.

— Простите позяиста, извините позяиста, что, у вас туфли на каблуках? А если я закажу папе такие, он мне купит?

Или отловит меня в коридоре, возьмет за руку и, восторженно глядя на брошку или кулон, спросит: «Простите позяиста, извините позяиста, а можно вас поздравить с Новым годом?»

До Нового года еще два месяца. Но человеку хочется поздравить меня с Новым годом сегодня!

— Поздравляй.

— Спасибо большое. Я поздравляю вас с Новым годом.

Катя довольна. Она справилась с искушением самым простым способом — поддалась ему.

Теперь Катя — пианистка. Учится в музыкальной школе. На классном концерте она выступает в роскошном платье и туфельках на каблуках. Она грациозно раскланивается после выступления, и в ее поклоне слышится: «Сказите позяиста, извините позяиста, вам нравится, как я сыграла? Да? Спасибо большое».

Тема «Моя семья»

Только что я вернулась с прогулки, сняла с себя мокрую куртку и резиновые сапоги. Я на даче одна. Тихо здесь, только ветер шумит за окном, да урчит вода в трубах.

Кажется, сегодня я впервые увидела, как течет река. Как быстро она течет, унося на своей бурой спине сгустки мелких пузырьков.

Ветер заглушает пение соловья — вчера ветра не было, и соловьи пели всю ночь.

Отцвели медуницы в перелесках, набухли соцветия ландыша. Надо прожить полжизни, чтобы, оставшись дождливой холодной весной в одиночестве, ощутить себя безмерно счастливой. Тишина одиночества не рождает ощущения покинутости, напротив, в душе — любимые голоса, на полу — любимые рисунки.

Я разложила их еще утром. Все они — на тему «Моя семья». Собирала годами, но сюда, на дачу, привезла всего лишь полсотни.

Дома остались «Автопортреты», «Любимые места», «Любимые вещи», «Плохие и хорошие настроения», остались полки со скульптурами, все наши «Сны», «Мамы с детьми», да еще те ящики с работами, которые я вывезла из разгромленной студии. К ним еще больно прикасаться, и они так и живут у нас, нераспакованные.

Четырехлетки в понятие семьи включают одушевленные и неодушевленные предметы.

Зелик А. уже в четвертом классе. Суровый пионер в очках. А тогда, в четыре года, это был краснощекий красавец с фаюмских портретов. Много разглагольствовал, да мало лепил. К шести годам он проснулся и стал выдавать «на-гора».

Его композиция насыщена разнообразными «знаками», сейчас невозможно было бы расшифровать эти «знаки», к счастью, я подписала их. Папа в очках (очки — один глаз) с черным туловищем (видно, в костюме) на тонких ногах, без рук. Мамино лицо закрашено черным фломастером, она изображена у печки, у нее есть руки и даже туфли на каблуках. А вот и сам Зелик, притулившийся к отцу и похожий на стул с головой, надетой на его спинку. Неподалеку от этой парочки — проигрыватель. В ногах — кровать. Обозначены и стены, а под рисунком колечки неправильной формы. Написано, как объяснил Зелик, «СССР».

Все обозначено: страна проживания, в стране дом, в доме — стены, кровать, печка почему-то и проигрыватель, и живут здесь папа — мама — сын. Благополучный мир. Так оно, надеюсь, и есть на самом деле.