В начале было воспитание

А вот еще одно высказывание Гиммлера: «Эсэсовец должен руководствоваться следующим высшим принципом: честными и порядочными мы должны быть только в отношении тех, в чьих жилах течет наша кровь. Только по отношению к ним действуют принципы верности и товарищества. Но меня совершенно не интересует, как обстоят дела у русских или у чехов. Если потребуется, мы силой заберем у них детей и воспитаем их в надлежащем духе, обеспечив нам тем самым приток свежей крови. Живут ли другие народы счастливо или погибают с голоду — я смотрю на их положение со следующей точки зрения: можем ли мы использовать их как рабов на благо нашей культуры или нет. Погибнет ли 10 тыс. русских женщин от истощения при рытье противотанкового рва или нет, меня интересует только с одной точки зрения: будет ли этот ров готов и пригодится ли он для защиты Германии. Мы никогда не будем без необходимости грубыми или жестокими, тут, очевидно, объяснений не потребуется. Мы, немцы, единственные в мире гуманно относимся к животным и вполне можем позволить себе такое же отношение к животным в человеческом облике, но мы не будем заботиться о них, а уж тем более внушать им какие-либо идеалы, это было бы преступлением по отношению к нашим единокровцам» (цит. по: J. Fest, 1963, S.161).

Подобно Гессу, Гиммлер был также воплощением идеалов своего отца — профессионального педагога. И его сын, став одним из первых лиц в «Третьем рейхе», мечтал о том, чтобы воспитывать не только отдельных людей, но и целые народы. Во что пишет Фест в своей книге «Облик Третьего Рейха» («Das Gesicht des dritten reiches», 1963), откуда мы заимствовали приведенные выше цитаты: «Врач Феликс Керстен, с 1939 года регулярно лечивший Гиммлера и пользовавшийся его полным доверием, утверждает, что Гиммлер предпочел бы не истреблять, а воспитывать чужие народы. Оказывается, он мечтал „создать после войны особые, прошедшие соответствующую выучку формирования и наделить их исключительно воспитательными функциями“» (S.163).

Но, в отличие от Рудольфа Гесса, превращенного воспитателем в бездумного исполнителя приказов, Гиммлер, видимо, зачерствел не окончательно. Во всяком случае, Фест достаточно убедительно объясняет совершение Гиммлером самых гнусных преступлений стремлением постоянно демонстрировать себе и окружающему миру свою душевную стойкость. Он считает: «В условиях тоталитарной системы с ее возведенными в абсолют „нравственными“ принципами, жестокость по отношению к слабым и беззащитным жертвам обусловлена жестокостью по отношению к самому себе. „Не щадить ни себя, ни других и не бояться ни своей, ни чужой смерти“ — гласил один из наиболее любимых Гиммлером лозунгов СС. Убивать других — это было нелегко, но это „закаляло“, как считал Гиммлер. По той же причине он особенно гордился тем, что массовые убийства „не отразились на душевном состоянии членов нашего ордена“ и все они по-прежнему „оставались честными и благопорядочными людьми“» (S.167).

Разве эти цитаты не иллюстрируют принципы «черной педагогики», о которых шла речь выше? Я привела только три примера, но ведь бесчисленное множество людей, прошедших в детстве так называемую «суровую школу», избрали аналогичную карьеру. Тотальное подчинение воле воспитателей повлекло за собой готовность взрослого человека полностью подчиниться чужой политической воле. Но плоды такого воспитания дают о себе знать уже в подростковом возрасте. Отсутствие четких и недвусмысленных указаний порождает у подростков душевную пустоту, и потому, едва покинув отчий дом, они тут же принимаются искать новых «пастырей и наставников». Военная служба, где офицер предписывает солдату, что ему нужно делать, кажется таким подросткам лучшим выходом из затруднительного положения. Стоит ли удивляться тому, что многие с ликованием встретили появление на политической сцене Адольфа Гитлера и способствовали его приходу к власти. Ведь он в каком-то смысле заменил им строгого, но заботливого отца. В книге Феста (Das Gesicht des Drift en Reiches, 1963) можно найти свидетельства раболепного, по-детски восторженного и наивного отношения к Гитлеру со стороны его будущих, печально знаменитых соратников. В чем-то эти облеченные огромной властью люди, которым Гитлер представлялся всеведущим, непогрешимым, воистину человекобогом, так и остались детьми. Я позволю себе процитировать несколько высказываний, иначе современное молодое поколение не поймет, как мало внутренней стойкости было у людей, вознамерившихся изменить ход германской и мировой истории.

Так, Герман Геринг придерживался следующей точки зрения: