В начале пути

– Ой, – еще громче заголосила тетя Настя, – нет больше моей Верочки. Убили бандеровцы, повесили в лесу. У меня же никого, кроме нее, нет. Сегодня утром привезли ее домой. Надругались над ней. Надо хоронить, но даже могилу некому выкопать. Все боятся, всех запугали нелюди. Гриппочко, может быть, Игнат и Клим помогут могилу выкопать?

– Настя, сестричка, так они сейчас тоже на кладбище, – тихим, дрожащим голосом ответила мама, и слезы выступили у нее на глазах. – Какое горе, бедная Верочка, такая красавица росла.

– А что у вас случилось, почему они на кладбище? – удивленно, сквозь слезы, спросила Настя.

– До вас, наверное, еще не дошел слух. Убили бандеровцы вчера наших Романа и Галю. Сегодня хоронят. С Сарн приехало начальство с солдатами. Сейчас все на кладбище.

– Ах ты, боже мой, – снова запричитала тетя Настя. – Ну, почему это горе на нас свалилось? Чем мы провинилися перед богом?

– Ой, сестричка, горе-то какое! Подожди, сейчас наши придут с кладбища, будем советоваться, что делать, как тебе помочь.

Вскоре на пороге показался батько, Клим, Володя. Увидев Настю, батько удивленно сказал:

– Какими судьбами к нам, Настя? Чего плачешь?

– Ой, Игнат, – за Настю ответила мама, – беда у нее, Верочку вчера бандеровцы изнасиловали, а потом повесили в лесу. Возвращалась из Сарн одна на велосипеде. Надо просить Клима и Володю пойти вместе с Настей на другой берег Горыни, в Текливку, помочь похоронить Верочку, могилу выкопать, ведь Настя совсем одна, люди запуганы, никто не хочет помочь даже в таком скорбном деле.

– Конечно, поможем. Клим и Володя пойдут с тобой, Настя. Сейчас немножко подкрепятся, сегодня еще ничего в рот не брали, – сказал отец. – Вот горе, все сразу свалилось на нас. А мне сказал зампред района о девочке, которую бандеровцы повесили вчера в лесу, но я даже и не подумал на Верочку. Изверги! Ну, да что теперь говорить, давайте садиться за стол. Дни стали короче, надо ребятам успеть справиться с еще одним скорбным делом.

На поминках, кроме членов семьи, включая и детей дядька Романа, тети Насти, присутствовала и тетя Марья. Все сели за стол, мать положила каждому по картошке, кусочку курицы, которой она пожертвовала, и кусочку хлеба. Батьку, тете Марье, тете Насте и себе разлила остатки водки из вчерашней бутылки.

– Ну что, сестра, давай помянем нашего брата, – обратился батько к сестре Марье. – Хороший он был человек, лучше нас. Бог забирает к себе лучших, чтобы мы помнили о них и гордились ими. Роман за нас погиб, чтобы мы жили и чтоб всякая погань исчезла с нашей земли. Глупо получилось… Но что теперь об этом говорить… Володя, Оля, гордитесь своим отцом. Тяжело, но мы с вами и вы с нами. Пусть будет земля пухом Роману и Гале. И ты, Настя, не убивайся так, жить надо. Слезами горю не поможешь. Давайте выпьем и за память Верочки.

Все взрослые выпили, закусив скромным блюдом и запив молоком.

– Клим, Володя, собирайтесь, пойдете с тетей Настей, поможете ей управиться с похоронами Веры, – сказал батько. – Постарайтесь вернуться засветло.

Солнце склонялось к закату, когда Клим и Володя вернулись уставшими домой. Мать им отрезала хлеба и налила свежего молока.

– Устали? – спросила мама. – Ешьте. Как там у Насти?

– Похоронили, – ответил Клим. – Страшно было смотреть на Веру, так над ней бандеровцы поиздевались. Лицо – сплошная ссадина. Так и хоронили втроем. Погрузили гроб на возок, впряглись с Володей и дотащили до кладбища. Сложнее было опустить гроб. Пришлось мне с одного конца гроб удерживать, а Володя с тетей Настей – с другого. Ничего, справились.

– Молодцы, – сказала мама. – Смерть Веры убьет Настю. Завтра на работу не ходите, отдохните немного.

– Я вот что думаю, Гриппо, – промолвил батько, – они от нас не отстанут, обязательно придут. Пусть все дети после ужина пойдут ночевать кто-то к Марье, кто-то к твоему брату Артему. Ваня и Аня останутся дома. Если что, мы их спрячем на печи. Надо что-то думать, как дальше быть. Жить со страхом – хуже пытки.

Но никто не пришел ни в эту ночь, ни в следующую. Пришли на третью ночь.

Было уже близко к полуночи, когда раздался стук в двери сеней.

– Игнат, – дотронулась до плеча батька мама, – кто-то стучит в дверь.

Батько поднялся с кровати и выглянул в окно. Во дворе маячило несколько теней.

– Гриппо, быстро детей на печь, набросай на них тряпок, и пусть сидят как мыши тихо.

Батько пошел в сени открывать дверь, а мама, быстро разбудив Ваню и Аню, полусонных запихнула на печь, приказала не шевелиться и молчать.

Вслед за отцом в хату вошли три бандеровца, вооруженных автоматами, в форме советских солдат.

– Слава героям! – произнес один из них.

Это был Панас Нечипорук по кличке Кривой нос. Прозвали его так из-за большого носа, делившего его лицо на две неравные части. До войны он жил по соседству с батьком со своей сестрой. Жили бедно. Взяв в руки оружие, он стал настоящим зверем, мстя невинным людям за свою прошлую жизнь в нищете и унижении. Батько до войны иногда помогал ему с сестрой по хозяйству.