В начале всех миров

Покой и свет в душе усталость тела топят
в таинственной реке, текущей на восток.
Потерь, побед и бед теперь не нужен опыт,
В гусиный пруд слились и устье, и исток.
Забота без забот, веселье без похмелья,
Без пафоса слеза, без злой обиды гнев,
Покойная земля, припал всем телом к ней я,
И строю теплый кров, сарай, забор и хлев.
Зазубрен мой топор – не там бревно он тешет,
Не точена пила, и рез ее не прям,
Проекта нет совсем, и знает только леший:
А будет ли вообще построен этот храм.
Какой уж храм? Смешно! Часовенка в низине
с иконкой лишь одной «Нерукотворный Спас»,
Неужто тот костер погаснет и остынет,
Который я разжег, и горстку дров припас.
Течет поток машин не пафосного вида
На север в Кострому, по бывшей «Костромской»,
Неправдой снов теперь мне кажутся обиды,
Да были ли они? Прошли. Как в детстве корь…

Семь вечера в парке «Дубки»

Хосе Аркадио Буэндия показывал всем плошку с крупинками золота, словно он сам его создал. Удовлетворив общее любопытство, он наконец оказался лицом к лицу со своим старшим сыном, который в последнее время почти не заглядывал в лабораторию. Отец поднес к его глазам сухую желтоватую массу и спросил: «Что это, а?» Хосе Аркадио чистосердечно ответил:

– Дерьмо. Собачье.

Габриэль Гарсиа Маркес. «Сто лет одиночества»