В начале всех несчастий: (война на Тихом океане, 1904-1905)

Военный министр России основательно подготовился к своему вояжу. Он много беседовал с послом Японии в Петербурге Курино Шинихиро. С ним Куропаткин поделился идеей нанести визит в Японию. Собеседники ощущали экстренность ситуации, хотя нужно прямо сказать, что русские дипломаты и военные не ощущали силы национального рвения таких крупных и влиятельных организаций как Общество Черного Дракона, готовящихся к схватке за преобладание в Китае и Корее с яростью и фанатизмом крестоносцев.

Именно в эти дни Общество Черного Дракона собрало гигантский митинг у скульптуры Сайго в парке Уэно в знак протеста против замедления ухода русских из Маньчжурии. Собравшиеся требовали от своего правительства более жесткой политики в отношении России; была избрана делегация, которая обратилась к премьер–министру Комуре с жестким требованием оказать давление на Петербург.

Японская разведка ждала даты 8 апреля 1902 года, когда Россия должна была начать второй этап вывода своих войск из Маньчжурии. Донесения были обескураживающими: русские не только не интенсифицировали вывод войск, но даже несколько увеличили свое присутствие. Японские агенты доносили, что русские закупают уголь и расширяют армейские пекарни.

Тем временем было предпринято то, что в свете последующего можно назвать «операцией по прикрытию». Военный министр России Куропаткин выехал из Петербурга 28 апреля. В Японии его ждал самый торжественный прием. Ведь, хотя визит не был государственным и министр не мог говорить от лица российского государства, японская сторона постаралась продемонстрировать все возможное гостеприимство. В Токио знали, что военный министр Куропаткин не принадлежит к партии войны, что он против жесткого курса в отношениях с Японией. Его поселили в очень почетном дворце Шиба; при нем постоянно был генерал Тераучи Масатаке — военный министр Японии — и майор Танака Гиичи, только что возвратившийся из Петербурга.

От Куропаткина не скрывали ту Японию, которая гордилась тремя тысячелетиями побед, ту страну, где патриотизм стоял в глазах общества на огромной высоте. Куропаткин посетил обычные школы и он увидел как молодое поколение проникается духом жертвенности, огромным патриотизмом. От российского министра не скрыли гнев военной касты после потерь, последовавших на гребне победы в войне с Китаем. Именно тогда был потерян японцами Порт — Артур, а Россия воспользовалась обстоятельствами. «Система образования, которую я видел в военных школах имеет спартанскую природу, физические упражнения несравнимы с теми, что мы видим в Европе. Здесь готовят к войне самого сурового типа». Куропаткин пришел к немыслимому в Петербурге выводу, что японская армия ни в чем не уступает европейским армиям. Посещая военные заводы, военные училища и учения, Куропаткин еще более убедился в мысли, что с этой страной воевать не следует. Подолгу они беседовали (дважды) с премьер–министром Кацурой. Все возможное внимание ему уделил министр иностранных дел Комура.

Тогда Куропаткин не знал, что именно в эти прекрасные майские дни тяжелые тучи нависли над двусторонними отношениями. Высшее японское руководство обсуждало деятельность русских на реке Ялу.

10 мая 1903 г. — важный день в русской истории. Было воскресенье, но руководители департаментов генерального штаба Японии собрались на совещание. Докладывающего полковника Мацукаву Тошитане сопровождали — и ассистировали ему — два военных специалиста по России. Они подготовили проект заявления, которое должно было явиться японским ответом на поведение России. Но высшие офицеры демонстрировали примерную осторожность. Начальник генерального штаба Ойяма, как и Тамура, призвали к предельной осторожности. Тамура: «Россия — большая страна, так что те, на кого падает ответственность, должны действовать в отношениях с ней с величайшей осторожностью». И это говорил Тамура, посвятивший лучшие годы своей жизни планированию войны с Россией.

Позиция Ойямы была более двусмысленной. Указанное совещание он покинул со словами: «Вы знаете, что Россия — большая страна». Этим он как бы присоединился к Тамуре. Но на встрече с премьер–министром Кацурой он сказал, что Япония должна проявить стойкость.

Особенно важным было совещание 12 мая 1903 г. в религиозной столице Японии — Киото. Действующее руководство оповестило об усилиях России на входе в Корею двух наиболее влиятельных деятелей предшествующей эпохи — Ито и Ямагата. Хотя Ито продолжал сопротивляться военному решению, совещающиеся пришли к выводу, что дальнейшее вхождение России в Корею затрагивает безопасность Японии и ни одна мера не чрезмерна для самообороны. Важно то, что Кацура и Комура пришли к той точке зрения, что, если русские не уйдут из Кореи, Япония начнет войну. Система отношений в высших слоях общества была такова, что для принятия столь ответственного решения Кацура и Комура обязаны были убедить целый пласт старших политических деятелей. Но и те не могли не принять во внимание, что две главные политические фигуры Японии уже бросили жребий.