В начале всех несчастий: (война на Тихом океане, 1904-1905)

На балу в Зимнем дворце японский посол встретил бывшего министра финансов Витте и попросил его о помощи в дипломатическом разрешении потенциального конфликта. «Япония на краю своего терпения, и если ответа не поступит и сейчас, то разразятся враждебные действия». Витте передал слова Курино Ламздорфу, но ответ министра вселил мало надежд: «Я ничего не могу поделать. Я фактически не принимаю участия в переговорах». К 4 февраля 1904 г. российского ответа не последовало, и Токио принял роковое решение. Пораженному Ламздорфу посол Курино заявил, что покидает русскую столицу. Курино объяснил министру, что его правительство считает «необходимым защищать свои права».

Когда Курино покидал Петербург, наместник Дальнего Востока Алексеев, находился в Японии и своими глазами видел японскую мобилизацию; он соответствующим образом информировал Петербург. Наместнику в Токио сказали, что терпение Японии пришло к концу и посол в России отозван. Но о войне не было сказано ни слова и Алексеев, ума палата, доложил свои соображения: японцы блефуют. И ближайшее окружение убеждало царя в том, что Япония не решится на войну ни при каких обстоятельствах.

Японцы принимают решение

«Общество черного дракона» в стране и генерал Кодама в военных структурах создали ясное ощущение того, что время работает не на Японию, и поэтому ей нужно спешить. Всех подстегнуло принятое 1 января 1904 г. решение Британии не предоставлять Японии очередного займа — без британских займов Японии будет трудно увеличивать свой военный и колониальный бюджет.

Японские разведчики из Владивостока сообщали, что четыре российских крейсера и 18 торпедных катеров приведены в боевую готовность с тем, чтобы усилить эскадру, стоящую в Порт — Артуре. В этой ситуации японцы могли рассчитывать только на спешащие из Индийского океана новейшие крейсера «Нишин» и «Кацуга». Другие заказы европейцы, не желая «обидеть» Россию, выполнять не будут. Еще более повлияло на решимость японского руководства следующее: японская разведка докладывала, что 13 января 1904 г. глава российского генерального штаба и военный министр России завершили разработку планов по наступлению на Японию, и что эти планы были одобрены царем Николаем Вторым, передавших их наместнику — адмиралу Алексееву.

Кодама, как и многие окружающие, знал о неимоверном риске войны, но он был уверен, что, по меньшей мере, на начальной стадии Япония способна нанести несколько мощных ударов и закрепиться на позициях, откуда выбить ее будет нелегко.

В Токио Ойяма произвел обзор сложившихся обстоятельств. Он пришел к заключению, что промедление невозможно — оно будет в пользу России. Ее мощь, полагали японцы, будет расти с каждым годом по мере использования Транссиба, по мере освоения Дальнего Востока. Следовало решаться. Теперь Кодама обратился к ближайшему военному окружению, к прежним и нынешним военным лидерам Японии, наиболее важным среди которых в той ситуации был Ойяма. Именно в эти дни фельдмаршал Ойяма приходит к выводу, что начало войны было бы в интересах Японии. В полуофициальном «Суждении о ситуации», представленном трону, Ойяма впервые говорит, что чем быстрее состоится нападение на Россию, тем лучше для Японии.

Вышедшая на Дальний Восток вспомогательная русская эскадра шла через Суэц и Красное море, и англичане ее не сдержали. Через несколько дней она будет в Порт — Артуре, и тогда русский флот здесь по тоннажу обойдет весь японский. Ойяма обратился к императору 1 февраля 1904 г. с просьбой ускорить время наступления военных действий против России. 3 февраля Ойяме сообщили японские разведчики, что русская эскадра, базирующаяся на Порт — Артур, вышла в море, будучи готовой к бою; ее местонахождение неизвестно. Перед Ойямой лежало донесение посла Курино, который полагал, что Россия не желает войны на Дальнем Востоке, «но, кажется оценивает всю ситуацию с той всеобщей точки зрения, что ее отступление по поводу Маньчжурии выглядело бы огромным унижением».

Трудно сказать, что двусторонние переговоры зашли в тупик, ситуация была несколько иная. Похоже было на то, что Россия практически потеряла интерес к событиям на другом конце земного шара. Группа людей близ трона интересовалась доходными предприятиями на Ялу, но и Петербург и вся большая Россия были заняты вовсе не тем, чем так увлечена была Япония, вовсе не Маньчжурией и не Кореей. Россия недооценила Японию, а Япония переоценила интерес России к Дальнему Востоку.