В начале жизни (страницы воспоминаний); Статьи. Выступления. Заметки. Воспоминания; Проза разных лет

— Хорошо. Я поеду с вами. Только ведь страшно!.. Нельзя ли под хлороформом?

Дамы в ту же минуту изменили свое отношение к милой барышне. Они добродушно засмеялись и потрепали ее по щеке:

— Как она наивна! Как мила в своей наивности!..

Но просвещенное внимание дам привлекла между тем особа, одетая довольно скромно и стоявшая в группе людей шоферского вида.

— Жена авиатора! — шепнул кто-то нашим дамам.

— Жена авиатора! Ах, как это интересно!

Обеим дамам вспомнилось что-то другое в том же роде. Кажется, кинематографическая мелодрама под названием «Жена моряка» или «Жена контрабандиста». Обе дамы захотели быть немедленно представленными «жене авиатора».

— Душечка! — обратились они к скромной даме, — ведь это ужасно быть женой авиатора? Конечно, отчасти и интересно: популярность, сочувствие общества… Взор, устремленный в высоту, вслед парящему супругу! Супруг, возвращающийся к вам из чистых небесных сфер, как орел к своей орлице, как голубь к своей горлице!.. Это не только интересно, — это бесконечно увлекательно и заманчиво! Но с другой стороны, подумайте: вы не сегодня-завтра — вдова. Вы не знаете, какой из поцелуев вашего мужа окажется прощальным. Лаская своего мальчика или свою девочку, вы не знаете: ласкаете ли вы сына (или дочь) своего мужа или бедную сироту?.. Нет, вы подумайте: сколько шансов имеется за гибель! Разбился Мациевич, погибли Матыевич-Мацеевич, Смит; во Франции — Шавез, Монис, Берто. Положим, последние двое были только невольными жертвами авиации. Тем большая опасность грозит самому авиатору!.. Давно ли вы замужем? Есть ли у вас дети? Вот что, милочка: у меня сегодня мрачное предчувствие… Я уж говорила вашему мужу, но мужчины, а в особенности авиаторы, так мало уделяют нашим словам внимания. Но вы должны пойти к нему и запретить ему летать.

Жена авиатора только промолвила:

— Что я могу поделать! Он сам знает. Полеты — это его жизнь, его душа.

— Но у меня предчувствие! — зловеще прошипела дама.

— Благодарю вас, но я давно уже перестала верить в предчувствия. Все это — дело случая.

— Я предупреждаю вас, пока не поздно.

— Merci.[9]

— Какая бесчувственность! Какая жестокость! — пробормотала дама, отходя от «жены авиатора».

Невдали произошел переполох. Авиатор быстро спускался — казалось, падал — и притом над самыми трибунами. Но паника длилась недолго: аппарат опять пошел в высоту.

— Сегодня бог нас спас, — говорил в толпе кто-то, почтенный, но перепуганный до крайности. — В другой раз я ни за что не пойду на полеты. В конце концов не стоит… Надоело. Летают как летают. А от опасности не убережешься. Уж если во Франции министров кромсать стали, то нам, простым смертным, и совсем беды не миновать.

— Да, но толпу удержать трудно: падка на зрелища. Надо только оградить ее безопасность какими-нибудь законами. Позволить, что ли, авиаторам летать только над морем, да над Пиренейскими и Апеннинскими ущельями. Пусть лучше один человек погибнет — и притом по своей собственной воле, чем десятки и сотни ни в чем не повинных зрителей.

— Ах, опускается! Опять опускается!.. Запретил бы я этим авиаторам совершенно опускаться на землю. Захотел небесных пространств — вот и летай и не надо тебе на землю.

…У одного из ангаров с авиатором разговаривал поэт лирической школы. Как это отметил некий критик, у русских поэтов авиация большим успехом не пользуется. Самое незначительное из «душевных движений» интересует их больше, чем сотни верст движения в воздухе. И они, по-своему, правы.

— Видите ли, — говорил поэт, — зачем вся эта томительная процедура полета, когда мы в своем воображении могли бы проделать то же самое — только в размерах куда более грандиозных. Сегодня я мечтой в Мексике, завтра над океаном…

Как ни был авиатор туг на соображение и неразвит, он, не смущаясь, ответил порту:

— Странно… У вас такой вкрадчивый голос и так много женственности. Знаете, мне начинает казаться, что со мной и на этот раз беседует дама….

Сказав это, авиатор отвернулся от толпы назойливых собеседников и вгляделся в далекую точку горизонта. Он напряженно о чем-то думал. Думал, может быть, о товарищах своих, перемахнувших через высокие горы, перелетевших из Парижа в Мадрид, в Рим. Над Пиренеями на них напали орлы, вступившие в безнадежное сражение с новыми птицами, как смелые горные племена с полчищами могущественной державы.

Но авиатор размышлял об этих делах вовсе не так образно, как мы сейчас. Он только соображал с приблизительной точностью, мог ли бы он сам, со своей машиной и при известных качествах своего мотора, совершить такой же перелет…

Под железнодорожным мостом

На Лондонского дневника

Излюбленный мной «Дворец Картин» — «Picture Palace» (так называются в Лондоне кинематографы) находится в самой мрачной части Ист-Энда. Зрительный зал его помещался под мостом городской железной дороги.