В нашем квадрате тайфун

«Библия и Хартия», — торжественно объявляет вывеска торговли книгами и бумагой. «Ортофагия», — пышно именует себя вегетарианская столовая, крохотная, в толстостенном, низеньком доме. Улица почти без зелени, дома в один этаж, сплошной стенкой. Улица ныряет из лощины в лощину, потом взлетает на крутой выступ, высоко над бухтой.

— Акрополь! — восклицает Игорь Петрович.

Теперь холм, господствующий над Афинами и Пиреем, виден ясно. Беловерхий, обрамленный зеленью мраморный холм, а на нем здание, известное нам со времен… Да мы всегда знали Парфенон, мы, кажется, выросли у его колонн. Дорога змеится, мы прилипаем к окнам, не потерять бы из виду Акрополь!

Все остальное как-то меркнет, тускнеет. Желтоватая гуща афинских домов, которую приподнял и разорвал вздыбленный мрамор, — лишь подножие для Акрополя, для вечной его красоты. Орлом парит она над нами, уходя ввысь, а дорога ринулась на дно долины, почти к самой воде залива. Слева промелькнул плоский, в куще деревьев, ипподром — следовательно, мы уже в Афинах.

Афинский ипподром! Храм Фортуны, хорошо известный горожанам. «Он пришел пешком с ипподрома», — так говорят о человеке, которому не повезло.

Машина опять лезет вверх. Акрополь стал чуточку пониже. Но он всегда над вами в греческой столице, где бы вы ни были. И выше любого дома, как бы он ни был высок. Есть святое правило: Акрополь должен быть виден каждому из афинян, с каждой улицы. И есть закон, запечатлевший эту древнюю традицию: в Афинах разрешено строить дома не более чем в девять этажей. Чтобы не заслонять Акрополь…

Но сделаем усилие, оторвем взгляд от Акрополя, надо же знать, какова столица сама по себе. Девятиэтажная норма явно щедра, здания здесь невысокие, хмурые, без затей, посыпанные сухой пылью известняковых гор. До чего мало южного в Афинах! Нет ни обилия веранд, открытых солнцу, ни буйства садов. Деревья сухопарые, худосочные от нехватки влаги. Сурова почва, вскормившая гениев греческой культуры, строителей Парфенона!

И опять невольно смотришь на Акрополь.

Но неужели лишь там Афины древности? Нет, мы только что миновали арку Адриана. Какой замечательной от ее присутствия стала серая, неказистая улица! «Здесь Афины — город Тезея» — написано на арке. Город Тезея, царя и героя, сокрушавшего зло, одолевшего в единоборстве ненавистных людям разбойников: Си-нита, который привязывал человека к вершинам двух деревьев и разрывал его; Перифета, убивавшего путников палицей; Прокруста, обрубавшего своим жертвам руки и ноги, если они не укладывались в ложе, высеченное в скале; Минотавра, чудовища, обитавшего в лабиринте. Вышел Тезей после этого из лабиринта, если вы помните, с помощью нити, данной ему умницей Ариадной…

У автобусной станции сгрудились синие машины, А рядом — ухабистая площадка, кое-где поросшая травой, разрытая археологами… Как она дорога нам, эта площадка с остатками колоннады. Легко представить, каким колоссом был храм Зевса, стоявший здесь. Римляне, подчинив Грецию, вывезли более ста могучих колонн— они теперь часть Рима, опора его древних зданий.

До Акрополя отсюда, кажется, рукой подать. Он как бы венчает колонны Зевса Громовержца…

И снова улица, уже необычная, таящая сокровища. Городской большак, цепочка автомобилей, полотняные козырьки магазинов. Наперерез ему тихая, совсем провинциальная улочка. Вверх и вниз, вверх и вниз бежит улочка. По ней, скрипя и покачиваясь, ползет узенький, ветхий трамвай. Торчат ветвистые телеграфные столбы. Сдержанно цветет ойокнема — не знаю, как назвать это деревце по-русски. Цветы мелкие, бело-желтые, с тонким, едва ощутимым ароматом.

Где ты, мой город,
Милый город,
Где цветет ойокнема
У двери твоей…

Так поется в народной песне. Поэтической грустью дышит улочка, небогатая улочка, надушенная ойокнемой. Она была бы сумрачной, если бы не Акрополь, белеющий в поднебесье. И сюда брошен отблеск его вечного света.

Улочка низвергается к парку.

Пантеон Афин новейшего времени создан в парке Заппейон. На мраморных обелисках, как когда-то в древности, стоят бюсты знаменитых греков: писателей Вар-ватаса, Папаригопуло, ученых, воинов. Идешь по парку, а Акрополь все плывет в вышине, над монументами, над ойокнемой. Ваятель Фидий смотрит сюда, на труд своих потомков, как высший судья. Нелегка задача ваятеля, зодчего! Его неизбывно тревожит вопрос, достойно ли Афин то, что он сделал, устоит ли, не сгинет ли перед лицом Акрополя, в его лучах!

В живом цветении ойокнемы памятник Байрону. Прекрасный памятник! Греция венчает лавровым венком поэта, сражавшегося вместе с патриотами греками против турок. Вспоминаешь русских друзей греческого восстания— декабристов, Пушкина.