В наших переулках

…А в тридцать восьмом году, сойдя с тульского трамвая на Косой Горе, я удивленно озиралась кругом. Зрелище для меня было ни на что не похожее: почти рядом с остановкой трамвая, дымя и полыхая, высились две громадные домны. Впечатление от этой мощной и суровой махины, уходящей отвесно вверх, сравнить могу только с первым взглядом на Кёльнский собор, когда оказалась у самого его подножия через — страшно сказать — почти тридцать лет. Та же муравьиная суета у основания крошечных людишек, своей ничтожной величиной определяющих величие масштаба столь разных рукотворных сооружений. В Кёльне то была пестрая международная толпа нарядных туристов, на Косой Горе — расходящаяся с завода дневная смена. Поток однообразно одетых мужчин и женщин растекался в разные стороны, одна струя пробивалась к трамваю, из которого я только что вышла, другая — к домам, часто рассыпанным прямо за домнами, третья — к мосту через узкую Воронку, куда я и должна была направиться. Здесь меня ждало еще одно поразительное зрелище: по обе стороны моста в густом паре, поднимающемся от бурных потоков желтоватой воды, хлещущих из двух толстых труб, я увидела фигуры голых мужчин и женщин. По мосту спешили пешеходы, не обращая внимания на странных купальщиков, а те не принимали во внимание одетых прохожих. Постепенно я все-таки различила, что по одну сторону моста находятся женщины, а по другую — мужчины, особенно много древних стариков. На этом все условности приличий кончались. Зрелище голых в струях бурлящей воды и в клочьях пара настолько поразило меня, что добравшись за пять минут до серого шлакоблочного домика, прижатого к самой железной дороге, и войдя в крошечную квартиру Краевских, я закричала вместо приветствия:

— Что это там за сумасшедшие? Прямо на дороге моются совсем голые.

Дядя Саня спокойно ответил:

— Ты совершенно права. Это и есть сумасшедшие. В десяти шагах от этих труб прекрасная шлаководная лечебница. И всем, кому это нужно, мы даем туда направление. А они лезут в горячую воду без разбора и очень часто умирают.

— Прямо в воде? Тут же у моста?

— Прямо в воде у моста. Хотят сразу вылечиться от всех своих болезней.

Это сообщение окрасило только что виденные мною картины совсем уж в апокалиптические краски: дым, огонь, железо, голые тела и смерть — все атрибуты конца света. И унылые серые домики, и близость чисто и скучно выбеленной больницы, и соседство железной дороги с ее грохочущими поездами — все подтверждало приметы индустриального ада. И сюда я приехала спасаться от скуки красивого благополучия! Но как иногда бывают обманчивы первые впечатления! Когда-то узкая помоечная щель нашего московского двора неожиданно вместила богатую полноту жизни. Теперь, только в сто крат сильнее, бедный косогорский больничный поселок обернулся для нас, детей, раем. Две недели жаркого августа тридцать восьмого года навсегда остались в моей памяти днями счастья, радости, небывалых впечатлений.

Впереди за узкой полоской реки всегда маячила серая дымящаяся домна, позади дома громыхали поезда южной дороги, но стоило пройти четверть часа вверх по Воронке, ступая босыми ногами по зеленой траве, и ты оказываешься в тишине и покое сплошных лугов, и достаточно было перебежать железную дорогу за домом, и тут же ты попадал в непривычные для нас липовые рощи, широкие светлые овраги, в ржаные поля, в заброшенные барские сады. Яблок, слив, меда в те годы в тульских местах было такое же изобилие, как и в тамбовских. Природа была девственно нетронута, чистота воздуха, воды, лесных опушек удивительна. Индустриальное обрамление докторских домов, казалось, только подчеркивало всю эту милую прелесть.

Но, конечно, не близость природы была главной радостью для нас на Косой Горе. Рощи и поля лишь сопутствовали счастью. Что нужно подросткам для счастья? Дружелюбное общество себе подобных. Именно этим мы были обеспечены. Когда я приехала в дом Краевских, там, кроме хозяев, уже жили Елена Николаевна Краевская (Малёля) со своей двадцатилетней дочерью Пультей (Ириной), наша мама с Алешей и Лёлей и Андрей Турков. Так, уже в одном нашем доме складывалась теплая юная компания от восьми до двадцати лет. Нашими соседями по дому были Инна и Гарик Левитан, хотя эти «маленькие» лично меня не очень интересовали, но и они участвовали в наших общих развлечениях. В доме напротив обитало обширное семейство главного врача больницы доктора Стечкина: двадцатилетняя Женя и девятнадцатилетний Олег — студенты, шестнадцатилетний Игорь и четырнадцатилетний Слава, страдавший странной болезнью: он боялся прикосновения к любому постороннему предмету и играл в волейбол в нитяных коричневых перчатках. С другой стороны дома Стечкиных был вход в квартиру Загородних. Там обитал их восемнадцатилетний сын Толя, да еще к ним на лето приехал двоюродный брат Толи девятнадцатилетний… Как же его звали? Вижу длинную нескладную фигуру, выпуклые светлые глаза, слышу голос шутника и забавника, а имени не помню. Вот в такую роскошную компанию я попала из своего прекрасного заточения.