— Не думал застать тебя дома, — сказал я.
— Только вчера из госпиталя, отпустили с сынишкой повидаться.
Шуянов как-то неуверенно сделал шаг и пошатнулся. Я успел поддержать его.
— Никак не привыкну к новому протезу, — подчеркнуто весело произнес Николай. Помолчал немного и совсем другим, глуховатым голосом добавил: Знаешь, почти год прошел с тех пор... А мне кажется, будто все это случилось только вчера.
Сердце мое сжалось от обиды за друга.
— Не думай об этом, — успокоил я его.
— Легко сказать — не думай. А это, — хлопнул он себя по протезу, постоянно ноет и — напоминает мне, кто я.
— Не ты же виноват в этом.
— Я летать хочу! Понимаешь? Летать! — крикнул Николай. — Не могу жить иначе.
— Люди везде нужны, — уклончиво отозвался я. — Но сначала нужно вылечиться.
И тут же почувствовал, что говорю не то. Но как его утешить?
А Шуянов все так же с надрывом продолжал:
— Оставаться здесь в тылу, когда там умирают люди? Нет, не соглашусь. Иначе потом буду презирать себя всю жизнь.
Ему трудно было возразить.
— Ты надолго в Ленинград? — немного успокоившись, спросил Шуянов.
— Дня на два. За самолетом прибыл. Облетаю его здесь и погоню в Паневежис.
Николай задумался. Потом вдруг выпрямился и решительно сказал:
— Я лечу с тобой в полк. Возьмешь?
— Конечно! — как-то машинально ответил я. — Готовься.
Тогда я не знал о заключении, которое врачи дали Шуянову. Он освобождался не только от летной, но вообще от воинской службы. Об этом и позже никто из однополчан не узнал, поскольку Николай никому не показывал медицинской справки.
К полетам Шуянова, конечно, не допустили, но предложили ему штабную работу. Он согласился. Может быть, потому, что во время полета со мной сам убедился, как трудно действовать в воздухе штурману с одной ногой. Ведь он ни минуты не сидит спокойно на месте. То следит за местностью и сличает маршрут с картой, то орудует прицелом и бомбосбрасывателем. Особенно трудно ему стоя вести огонь из пулемета.
Итак, Николая Шуянова назначили адъютантом эскадрильи. И он как-то сразу обрел душевное равновесие, на время забыл даже несчастье.
Из-за густых туманов и снегопадов полеты прекратились. Но мы все равно ежедневно приезжали на аэродром и сидели здесь в полной готовности.
Однажды вот в такую ненастную погоду в гости к нам приехал Сергей Петрович Голубев — отец нашего комэски, погибшего под Ленинградом в январе 1944 года. Он был невысокого роста, с живыми выразительными глазами на обветренном морщинистом лице.
Заместитель командира полка по политической части гвардии майор Т. Т. Савичев представил гостя, и у нас сразу завязалась непринужденная беседа. Мы рассказали Сергею Петровичу, как воевал его сын, как горячо он любил свою Родину.
Выслушав нас, Сергей Петрович сказал:
— Я глубоко взволнован тем, что нахожусь в части, где служил, воевал и геройски погиб мой сын. Долгое время мне были неизвестны подробности его боевой службы, и теперь вот наконец я узнал о ней очень многое. Мне приятно сознавать, что все вы помните моего Василия, чтите его память, а главное учите молодежь на примере таких вот соколов.
Я вышел из рабочей семьи и сам рабочий. Своих детей старался воспитать такими, чтобы они по призыву партии и народа в любой момент грудью встали на защиту Родины. Дети оправдали мои надежды. Первый мой сын, а ваш боевой товарищ Василий Голубев отдал жизнь за свободу и счастье Отечества. Второй сын — тоже летчик — также не на жизнь, а на смерть дерется с врагом. Не отстает от крылатых братьев и дочь. Она служит в авиации и тоже летает на ответственные боевые задания.
— Друзья мои! — заключил свою речь С. П. Голубев. — Бейте фашистских оккупантов со всей силой ненависти, на которую способны ваши сердца. Отомстите им за смерть моего любимого сына и вашего друга Василия.
Отеческое напутствие старого рабочего мы восприняли как наказ народа.
Через несколько дней у нас произошло еще одно большое, хотя и не совсем радостное событие — проводы дважды Героя Советского Союза гвардии полковника В. И. Ракова. Его отзывали в Москву, в распоряжение начальника военно-воздушных сил ВМФ.
Мы построились на рулежной дорожке, неподалеку от самолетной стоянки. В. И. Раков зачитал приказ о назначении командиром полка гвардии капитана К. С. Усенко. Константин Степанович заметно волновался. На его поведении сказывались и сознание ответственности, которая возлагалась на него, и некоторая робость, поскольку дела он принимал от первоклассного летчика, опытного и авторитетного военачальника.
Гвардии капитан К. С. Усенко всегда очень внимательно прислушивался к советам и указаниям В. И. Ракова, старательно перенимал у него все лучшее.
— Постоянно занимайтесь учебой экипажей, — говорил В. И. Раков. — Даже в периоды боевой работы почаще выкраивайте время для тренировок. Этот труд с лихвой окупится потом.
— В учебном полете, Василий Иванович, почти всегда получается гладко, заметил К. С. Усенко. — А в бою иногда выходит совсем иначе.