В небе Балтики

Зенитный огонь усилился. Снаряды рвались и справа, и слева, и под самолетом. Мозг сверлила навязчивая мысль - потянуть штурвал на себя и уйти вверх от разрывов. Нет, я не сделал этого! От воздушной волны разорвавшегося внизу снаряда самолет резко вздрогнул. На пол кабины посыпались стекла приборной доски, в одном из моторов началась тряска. Казалось безумием продолжать полет - идти навстречу гибели. Во рту пересохло. Нужен только один рывок штурвала - и я уйду от зенитного огня, от смерти. Но мои глаза видели не только шапки разрывов за бортом самолета. Они видели и ту маленькую девочку, что лежала посреди Лесного, - хрупкую, в светлом ситцевом платьице, с разбитой головой и черным пятном крови вокруг... Я сильнее сжал штурвал. Доворот влево. За ведущим.

- Толя, где цель? - крикнул я штурману. - Цель давай, штурман!

В кабине пахло дымом. Глаза заливал соленый пот. Машину трясло от близких разрывов...

- Идем правильно, на батарею, - ответил штурман. Он выждал, когда цель пришла в перекрестье прицела, и скомандовал:

- Пошел!

Самолет с ревом мчался к земле. В нужный момент я нажал на кнопку, и на землю полетела новая порция смертоносного груза. Потом резко вывел машину из пикирования.

Стрельба зениток наконец прекратилась. Эскадрилья была в сборе. Казалось, опасность миновала. Но тут появились немецкие истребители. Этого_еще не хватало!

Четыре "фокке-вульфа" с ходу напали на звено Пасынкова. Одна пара зашла в хвост самолету Сохиева, другая - Журина, чтобы отколоть их от группы. Наши летчики по-прежнему уверенно держались в строю, а штурманы открыли пулеметный огонь. Одного "фоккера" им удалось сбить. Вскоре последовала новая атака немецких истребителей. Но подоспевшие "яки" не подпустили их к "Петляковым".

Обе эскадрильи вернулись с задания без потерь. Однако четыре наши машины получили серьезные повреждения. Пострадал и мой самолет: осколками зенитного снаряда был погнут воздушный винт и пробита носовая часть фюзеляжа.

- Опять вам придется не спать, - с грустью сказал я механику.

- Не беда, товарищ командир, после войны отоспимся, - с улыбкой отозвался он. И уже серьезно добавил: - К утру машина будет готова.

Экипажи собирались возле эскадрильской землянки. Возбужденные и веселые, летчики и штурманы делились впечатлениями о полете.

- Крепко всыпали фашистам! - восторженно говорил Губанов. - С первого же захода накрыли батарею.

Его, как штурмана, больше всего волновало - поражена ли цель.

- А я как глянул назад: в хвосте два "фоккера", - рассказывал Шуянов своему летчику. - Стреляю по ним - не сворачивают... Ну, думаю, хана. Хорошо, что Миша Губанов помог огоньком. Один фашист вспыхнул и пошел вниз, другой отвалил в сторону.

- Ведь ты, Харитоша, чуть на тот свет не угодил, - сказал Пасынков Сохиеву, угощая его папиросой. - И как ты только дотянул до аэродрома!

- Я пытался к тебе прижаться. А твой самолет как тряхнет, как бросит в сторону! Взглянул вперед - весь строй ходуном ходит, - горячо заговорил Сохиев.

- А как же ты думал? - перебил его Пасынков. - Это тебе, брат, не на полигоне. Молодцы наши истребители - вовремя "фоккеров" отогнали.

Каждый полет являлся для нас школой опыта. В училище мы привыкли обращаться с Пе-2 на "вы", пилотировать его плавно и координированно, а здесь, на фронте, быстро убедились, что надо действовать решительно и энергично, маневрировать резко, со скольжением, выжимая из машины все, на что она способна.

Увиденное и пережитое во время боевого вылета навело меня на глубокие размышления. Я, как никогда раньше, осознал, какие твердые нервы, какое исполинское самообладание необходимо иметь, чтобы не дрогнула рука. В горячке скоротечного воздушного боя порой что-то неизмеримо более сложное, чем собственная воля, пытается руководить твоими поступками, хотя тебе кажется, будто эти поступки продиктованы личными желаниями и побуждениями. Это "что-то неизмеримо более сложное", видимо, и следует считать страхом. Он живет в душе человека где-то по соседству с мужеством. И важно ни на минуту не дать ему овладеть собой. В этом и есть высшее проявление воли. Правда, добиться этого не так просто.

Снайперский удар

Немецко-фашистское командование подбрасывало к Ленинграду все новые подкрепления. Из Таллина на восток по железным и шоссейным дорогам непрерывно двигались эшелоны и автоколонны. Наша разведка установила, что только по железнодорожным путям за сутки проходило около пятидесяти поездов с военными грузами. Нужно было во что бы то ни стало сорвать переброску противником свежих резервов.

Поступил приказ: ударами пикировщиков разрушить железнодорожный и шоссейный мосты через реку Луга в городе Кингисепп. В воздух поднялись две группы "Петляковых". Восьмерку повел майор Раков, четверку - капитан Метелкин. Нас прикрывали девять "яков". В первой группе было пять молодых экипажей, не имеющих достаточного боевого опыта. При подготовке к полету штурман звена Евгений Кабанов предупредил нас: