В небе Чукотки. Записки полярного летчика

— Но ведь ты даже не предупредил, что летим вслепую, без погоды.

— Митинговать было некогда, и так опаздывали! Я растерялся: настолько этот прием не соответствовал моему настроению. Но последние слова вынудили меня перейти в наступление.

— Во всяком случае, оставлять меня в неведении ты не имел права!

— А твое дело маленькое! Я отвечаю за все! Ты ведомый и не должен был уходить от меня. Ишь, какой прыткий, проявил инициативу! Завел в туман, а сам даже не соизволил сесть рядом.

Я понял, что он хочет свою вину переложить на меня, и возмутился той ролью, которую он отвел мне во всей этой истории.

— Ну, знаешь, Николай Иванович! Я тебе не пешка, которую ты можешь ставить на любую клетку. И то, что мы здесь должны делать, не игра!..

Он перебил меня:

— А ты мне мораль не читай, я тебе сам разъясню, что ты не у Гроховского, а на Чукотке!

— Я понимаю одно, что не нахожусь в услужении у купца Пухова, и пугать меня не нужно. По твоей мило-»ги я уже пуганый; вынужденная посадка серьезнее твоих угроз. Ты даже не спросил об этом.

— И так ясно: жив, здоров! Только гонору, вижу, прибавилось!

— Ну вот что, Николай Иванович! Отложим этот разговор до политотдела, а еще лучше до Волобуева. Я думаю, ему будет интересно узнать, почему наш отряд начинает полеты с вынужденных!

Пухов понял, что на испуг меня не взять, и сразу сменил тон:

— Ну вот, нельзя и слова сказать. Сами натворили, сами и разберемся. — И совсем миролюбивым тоном попросил: — Лучше помоги запустить мотор.

— Нет, ты мне скажи сначала, откуда у вас палатка! Ведь по твоему же предложению решили палаток не брать, чтобы облегчить вес самолетов.

— Это Берендеев спрятал. Я и сам не знал.

— Ну, похоже, Берендеев был умнее нас с тобой. Как вы здесь жили?

— Да ничего особенного. Правда, голодновато было. Продукты я выдавал осторожно. За них платить придется.

— А чего же вы не вылетали? Ведь сразу же установилась погода.

Тут Пухов вновь рассвирепел.

— Спешка, Михаил Николаич, нужна при ловле блох. По такому морозу хозяин собаку не выгонит! — И, прекращая разговор, направился от меня к самолету.

Стало ясно, что мы по–разному учились в этом «институте»…

Мы помогли запустить подогретый мотор, и через сорок минут оба самолета благополучно приземлились на реке против «Снежного».

В дальнейшем выяснилось, что Пухов произвел посадку с первой попытки. Случайно он вышел на ровную поляну сбоку от реки. Поляна была покрыта низким кустарником, кусты позволили увидеть землю и благополучно приземлиться. Было порвано лишь полотно в нижних крыльях.

Но в положении экипажей Пухова и нашем была существенная разница. Эту разницу определил опыт бортмеханика Берендеева, Он был постарше нас годами с авиационным стажем и, к его чести будет сказано, отличался большим здравым смыслом.

Так вот, Николай Михайлович Берендеев, послушав Анадыре наши рассуждения, что палатка, дескать, ни чему, так как, «если один сядет на вынужденную, другой окажет ему помощь», ничего не сказал, однако палаточку припрятал. Так же втихую он запрятал мешочек сухарей и пшена. И это выручило экипаж в тяжелые дни. Они не страдали от холода, как мы, в палатке в' время горела паяльная лампа, и люди нормально спали и ели.

Берендеев не стал разбавлять воду спиртом, а снял с самолета дополнительный бензобак, прорезал в нем люк и заранее приготовил из снега воду. Заплаты на порванные крылья он приклеивал сгущенным молоком, и они отлично выдержали перелет.

Но зато, когда потеплело, у него все было исправно и готово к запуску. К моменту нашей посадки мотор был нагрет, и мы помогли лишь залить воду и дернуть винт.

Берендеев дал нам с Митей памятный урок находчивости и предусмотрительности.

ЕЩЕ ОДИН «УЧИТЕЛЬ»

Казалось бы, история с вынужденной на этом должна была закончиться. Но в наш «университет» пришел еще один учитель. Мы были наслышаны о нем, но лично не знакомы.

Этим учителем оказалась чукотская пурга. Среди дня небо покрылось сплошной облачностью и подул несильный ветер. Наши самолеты были укреплены по методу каманинцев: под крылом на расчищенный от снега лед укладывались концы троса, на которые сверху набрасывался снег и пропитывался затем водой. Образовывался снежно–ледовый якорь. Мы с Митей решили перестраховаться. Я вырубил во льду лунки глубиной в сорок сантиметров и заложил в них поленья, обвязанные тросом.

Потом этот якорь заморозил и привязал его к крепежным кольцам самолета. Придя после работы на обед, мы детали в столовой весь экипаж Пухова. Николай Иванович был под хмельком и наигрывал на гитаре. Я доложил ему о своем решении усилить крепление самолета. Не поворачивая головы, он, как показалось, презрительно ответил; «Обжегся на молоке — дуешь на воду!» — и опять забренчал на гитаре, считая вопрос исчерпанным. Мы молча пообедали и ушли в свои комнаты.

Ночью поднялась пурга. Ветер шутя перекатывал бочки с бензином, разметал поленницу дров и сорвал крышу со склада. А с рассветом совхозный сторож, приставленный для охраны к самолетам, поднял тревогу: на стоянке не оказалось самолета Пухова.