В небе Чукотки. Записки полярного летчика

Анисимов со свекольно–красным лицом сидел в кресле, а Чкалов расхаживал за его спиной.

Оба видели друг друга в зеркало.

Чкалов был в белой майке с короткими рукавами и черных брюках, Анисимов — в военной гимнастерке с двумя «шпалами» в петлицах. Он ерзал в кресле, как будто сидел на гвоздях, уклонялся от бритвы парикмахера, выкрикивая свое, пронзал оппонента «бешеными» глазами.

Разговор шел о чем–то серьезном для обоих. Мне показалось, что на этот раз Валерий не заводил, не разыгрывал своего друга. В его словах с характерным нажимом на «о», в низком басовитом гудении голоса слышались огорчение и досада.

Из немногих фраз, какие я успел услышать, запомнились такие:

Чкалов: Ну, парень, ты заврался! Какая же это, к черту, смелость? Пустое и вреднейшее тщеславие, вот что это такое! Боишься, что не успеешь доказать, какой ты ас…

Анисимов возмущенно перебивал его тирадой, из которой я могу воспроизвести лишь следующее: «Сашку Анисимова знают, ему доказывать нечего!..»

Чкалов: Откалывать такие номера большого ума не надо. А что докажешь? Убьешься по–дурному, никто доброго слова не скажет' Для чего форму носишь — думал?

Анисимов; Не радуйся, не убьюсь! Буду летать до пятидесяти, а там посмотрю — жить или застрелиться!

Ему было только тридцать восемь. Пятьдесят казались далекой старостью, а жизнь без «воздуха» немыслимой. Он летал, как птица, и не верил, что «воздух» когда–либо подведет его.

Далее разгорелась такая словесная перепалка, при которой третий, если не дурак, должен был понять, что он лишний, и я предпочел удалиться.

В один из ближайших дней, возвращаясь из полета, я увидел истребитель Анисимова в воздухе. Заруливая на стоянку, я вдруг почувствовал резкие толчки ручки управления. Обернувшись в сторону сопровождавшего мой самолет Островенко, я увидел, что он с искаженным в крике лицом одной рукой трясет элерон, а другой показывает на старт. На летном поле в клубе пыли из хаоса обломков торчал хвост красного, до боли знакомого И–5. К нему со всех сторон бежали люди и мчались машины. Митя побежал тоже, а следом, выключив мотор, и я. То, что увидел, трудно и не нужно описывать. Сознание не могло смириться с тем, что разбился человек, каждая клеточка которого жила для полета…

Вот какую версию я тогда услышал.

Французская кинофирма «Ша–Нуар» («Черная кошка») снимала не то учебный, не то трюковый фильм.

Анисимов напросился на съемки и получил на это разрешение «свыше» — не от Гроховского.

После выполнения каскада фигур на низкой высоте то ли по уговору, то ли по своей инициативе Анисимов, заходя на посадку, ввел машину в «мертвую петлю» и завершил ее на высоте бреющего полета. Без перерыва он выписал петлю второй и третий раз. Как бы три воздушных обруча были поставлены на землю возле посадочного знака. Это эффектное зрелище закончилось бы благополучно, если бы не та самая случайность, которая постоянно подстерегает нас на дороге жизни. К моменту выхода из третьей петли произвел посадку самолет Р–5 с курсантами Воздушной академии и не торопясь развернулся в сторону нейтральной полосы. Траектория выхода истребителя Анисимова из петли пересекала линию руления этого самолета. В последней четверти петли, находясь под крутым углом к земле, Анисимов, видимо, увидел, что столкновение неотвратимо. Он «дал ногу», чтобы обойти возникшее препятствие, но резерва высоты не было…

Мне выпал печальный жребий быть распорядителем на похоронах своего учителя.

На долгие годы запах кумача стал непереносим для меня, как запах смерти и тлена. Запомнился Чкалов в белой вышитой косоворотке под синим пиджаком. Горестно понурясь, он стоял в почетном карауле, ничего не видя.

В глазах этого отважного человека стояли слезы…

ВДВ — НОВЫЙ РОД ВОЙСК

Отвага не существует сама по себе. Ее рождает борьба. За жизнь, за правду и справедливость, за новые знания.

Вся история советского народа за истекшие 50 лет — это история наивысшего напряжения человеческой отваги в борьбе за умную и справедливую жизнь для всех.

Мой рассказ приоткрывает малоизвестную, начальную страницу одного отважного дела нашей эпохи, связанную с созданием в нашей стране воздушно–десантных войск.

Вот что случилось однажды…

Была темная ночь и тревожная тишина. Лишь изредка в небо поднимались ракеты, да кое–где возникала скоро утихавшая стрельба.

С наступлением утра начнется «сражение», в котором примут участие многие тысячи людей. Сейчас они спят или бодрствуют, смотрят сны или штабные карты, пишут последние перед «боем» письма или приказы.

Глубоко в тылу одной из армий, где люди жили, не слыша гула орудий, и сейчас крепко спали, предрассветные сумерки наполнились шумом моторов. На лесные поляны, на луга, на окраины спящих поселков опустились воины на парашютах.