В небе Китая. 1937–1940.

— Ну-с, джентльмены, — шутливо сказал Рычагов, выходя из купе, — приглашаю вас в ресторан. Русский человек па голодный желудок спать не ложится.

Боевой летчик, он привык быстро осваиваться в любой обстановке, всюду чувствовал себя как дома. Всего два месяца на зад П.В. Рычагов вернулся из Испании, где мужественно дрался в небе с фашистами. Заслужил два ордена Ленина и звание Героя Советского Союза. Несмотря на молодость, он уже с избытком понюхал пороху, и мы смотрели на него с попятным благоговением.

Теперь судьба кадрового военного снова бросала его в пекло войны, только на другой конец света. По Павла Васильевича это, видимо, ничуть не тревожило. Он был бодр, даже шумлив, неистощим на всякие выдумки,

За стол рядом с Рычаговым сел его товарищ по авиационной школе и службе в строевой части Коля Смирнов. Этот тихий с виду парень в воздухе был настоящим орлом. Не случайно Павел Васильевич настоял, чтобы Колю отпустили вместе с ним. Он любил Смирнова, верил в него.

Рядом со мной за столом сидел А. С. Благовещенский, уже известный в стране летчик-испытатель. Самолеты, особенно истребители, он знал в совершенстве, поражал всех удивительным хладнокровием в воздухе, виртуозной техникой пилотирования. Не один раз при испытании новых машин он попадал в ситуации, когда гибель казалась неминуемой. Однако быстрая реакция, выдержка, точный расчет, безупречное мастерство всегда помогали ему выходить победителем. Правда, боевого опыта у него пока не было, но ведь не сразу же становятся воздушными асами.

Наполнив рюмки коньяком, Рычагов встал и с торжественностью в голосе сказал:

— Друзья! Предлагаю выпить за боевую дружбу! Его густые брови сошлись над переносьем. Большие серые глаза стали задумчивыми. Глубоко вздохнув, словно не хватало воздуха, он тихо добавил:

— Нет ничего сильнее этого чувства.

В свой — вагон мы вернулись поздней ночью. Но спать легли не сразу. Рычагов долго рассказывал нам о боях в Испании, о людях, с которыми свела его нелегкая фронтовая судьба.

Потом он тихо, чтобы не разбудить пассажиров, продекламировал слова ставшей популярной песни из кинофильма «Истребители»:

В далекий край товарищ улетает,

Родные ветры вслед за ним летят;

Любимый город в синей дымке тает,

Знакомый дом, зеленый сад и нежный взгляд…

Эта песня точно выражала паши чувства. Мы мчались в далекий край, а следом за нами неслись ветры Родины. И любимый город Москва совсем недавно растаял в синей дымке. Там остались наши родные. Когда-то мы с ними свидимся и встретимся ли вообще?

Пожелав товарищам спокойной ночи, мы с Алексеем Благовещенским ушли в свое купе. Я разделся, укрылся одеялом, но сон не шел. Мерно постукивали колеса, за окном свистел зимний ветер.

Нахлынули воспоминания. Ожили в памяти шумная, припорошенная снегом Москва, деловая суета перед отъездом, расставание на Казахском вокзале. Потом вспоминалась беседа с начальником Политического управления РККА армейский комиссаром 2-го ранга Петром Александровичем Смирновым. Я знал, что это кадровый военный, участник гражданской войны, крупный политработник, сын рабочего, в прошлом столяр. Но встречаться мне с ним еще не приходилось.

Вызов к Смирнову явился для меня неожиданным. Я был батальонным комиссаром, учился на курсах. Почему мной вдруг заинтересовался сам начальник Политуправления Красной; Армии?

П. А. Смирнов встретил меня приветливо. Пожал руку, усадил напротив себя в кресло и, испытующе посмотрев, неторопливо спросил:

— Как у вас идет учеба? —

— Нормально, товарищ армейский комиссар.

— Когда закапчиваете?

— Через несколько дней.

Смирнов раскрыл папку с моим личным делом, неторопливо перевернул несколько страниц и задал вопрос, которого я совершенно не ожидал:

— Не хотели бы поехать на фронт?

«О какой войне он говорит?» — удивленно подумал я.

Бои шли в Испании. О них я знал по замечательным очеркам Михаила Кольцова и Ильи Эренбурга. Потом вдруг вспомнил, что и в Китае воина. Куда предлагает поехать армейский комиссар?

Мысленно я не раз представлял себя на огненных полях Гвадалахары или на многострадальной земле Китая, всем сердцем был со своими далекими братьями на Западе и Востоке. Но теперь уточнять вопрос комиссара счел излишним. Ответил просто:

— Я готов.

Отложив мое личное дело в сторону, Смирнов многозначительно продолжал:

— Ехать надо далеко за пределы пашей Родины. Связи с нами, а значит, и указаний сверху не будет. Все придется решать самому, на месте. Так что подумайте, прежде чем дать окончательный ответ. С женой посоветуйтесь. Семья, конечно, будет обеспечена.

Смирнов встал и, заложив руки за спину, грузно прошелся по кабинету. Потом остановился рядом, взял меня за плечо и еще раз повторил:

— Подумайте хорошенько. Мы не неволим. О месте, характере и условиях работы поговорим в следующий раз.

На другой день я снопа пришел на прием к Смирнову. Он открыл стол, достал какую-то бумажку и, пробежав ее взглядом, сказал: