Читаем В небе Китая. 1937–1940. полностью

— Герой Советского Союза майор Рычагов, — представил я Павла Васильевича, — назначен советником по использованию советской авиации в Китае. Товарищу Благовещенскому приказано командовать группой истребителей, а мне — вступить в должность военного комиссара. Теперь давайте откровенно побеседуем. Что у вас тут делается, чем вы занимаетесь, как деретесь с японцами?

Начали как бы нехотя. Потом разоткровенничались. Вспоминали удачные и неудачные вылеты, вскрывали причины недостатков в боевой работе, вносили дельные предложения, выстраданные в первых неравных боях с врагом.

— Пулеметы у нас неплохие, — сказал летчик Паша Панин. — Надо бы только централизовать ведение огня.

— Может быть, оружейникам дать задание, — предложил Рычагов. — Но работать они должны под руководством опытного летчика.

Из-за переднего стола поднялся кряжистый, с окладистой бородой пилот. Размаха его плеч, пожалуй, хватило бы на двоих — до того здоров! Разгладив бороду, он кратко изрек:

— Подмогу бы нам…

— Как ваша фамилия? — поинтересовался Рычагов.

— Пунтус, — ответил летчик и добавил:

— Иван Пунтус.

— Да вам ли, товарищ Пунтус, просить подмогу? Одна борода небось ужас на японцев наводит.

Ребята рассмеялись. Рычагов продолжал:

— Мы понимаем, что обстановка серьезная. У японцев численное превосходство в авиации. С этим фактом нельзя не считаться. Забегая вперед, скажу: подмога, как выразился товарищ Пунтус, скоро будет. Вам довелось, друзья, вынести на своих плечах основную тяжесть первых воздушных боев. За это вам большое спасибо. Но давайте подумаем, как лучше бить врага при нынешнем соотношении сил.

Рассказ Павла Васильевича о воздушных боях в Испании, когда советские летчики, подкрепляя мужество высокой боевой выучкой и искусной тактикой, выходили победителями в неравных поединках с франкистской авиацией, окончательно утверди ли собравшихся — в мысли: не так страшен черт, как его малюют.

— Наши самолеты не только не уступают японским, но по маневренности даже превосходят их, — подчеркнул Рычагов. — Значит, дело в нас самих, в нашей отваге, в нашей смекалке. А главное, товарищи, — боевая выручка. Держитесь старого су воровского правила: «Сам погибай, а товарища выручай». И тогда нам никакой враг не страшен.

Авиационный атташе в Китае П. Ф. Жигарев перед этим собранием рассказал мне об одном примечательном эпизоде, который как раз подтверждал мысль, высказанную П. В. Рычаговым.

Японцы только что вступили в Нанкин. Нашим авиаторам пришлось срочно перелететь в Наньчан. Враг был совсем рядом, а на машине летчика Жукотского оказался неисправным мотор. Не оставлять же самолет противнику! Летчик нервничает: вот-вот нагрянут японцы.

Механик Никольский успокаивает;

— Ничего, отремонтируем, успеем.

— Ну хорошо, я-то улечу. А ты?

— Обо мне не беспокойтесь. Переплыву реку — и к своим.

— Э, нет. Так не пойдет. Полетим вместе.

— Но самолет-то одноместный…

— Ничего, что-нибудь придумаем, — заверил летчик.

Когда мотор был отремонтирован, Жукотский приказал механику снять аккумулятор, вместо него втиснул своего боевого товарища и на глазах у приближавшихся к аэродрому японских солдат взмыл в воздух. Вскоре они были в Аньцине — ближайшем аэродроме от Наньчана.

— Вот вам пример воинской смекалки, истинной боевой дружбы и взаимной выручки, — сказал я на собрании летчикам.

Все одобрительно загудели. После некоторой паузы я продолжал:

— Вы приехали помогать китайскому народу по своей доброй воле. Но я еще раз хочу напомнить: кто чувствует, что не справится, пусть заявит об этом открыто.

Установилось молчание. Улыбки, озарявшие лица летчиков, как ветром сдуло.

— Есть такие? — громко спросил Рычагов. Никто не проронил ни слова.

— Ну, так мы и думали. Вопросы будут?

— Все ясно, — ответили с передних рядов.

После перерыва Л. С. Благовещенский составил боевой расчет на завтрашний вылет. В 3 часа утра он был уже на аэродроме, чтобы лично проследить за подготовкой экипажей и самолетов к бою. Через час эскадрилья под его командованием поднялась в воздух.

Во время разбора одного аз боевых вылетов Благовещенский сказал:

— Противник сам даст нам «козырь» в руки. Глупо было бы им не воспользоваться.

Дело в том, что японские бомбардировщики придерживались обычно крупных линейных ориентиров, в частности больших рек. Этому правилу они не изменили даже после того, как мы их однажды здорово побили. Они потеряли тогда свыше десятка своих машин.

На второй же день, получив с постов наблюдения сведения о появлении самолетов противника, группа наших истребителей во главе с Благовещенским вылетела им навстречу. Накануне, вспоминая опыт боев в Испании, Рычагов подчеркнул, что ничто так не ошеломляет противника, как внезапность.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары