В небе Ленинграда

- Худяков хорошо работает, товарищ Сталин, и я считаю своим долгом...

- Там он мне не нужен,- резко перебил меня Верховный.- Летите к Ватутину сами и останавливайте танки.

На том разговор был закончен.

Вернувшись в штаб ВВС, я тотчас связался по телефону с командующим 2-й воздушной армией генералом С. А. Красовским. Он доложил, что в ночь на 12 февраля окруженные фашистские войска нанесли удар навстречу своим танковым колоннам, пробились в район Щендеровки, и теперь передовые вражеские части разделяет только 12-километровый просвет. Наши войска ведут ожесточенные бои, но сдержать яростный натиск противника им становится труднее и труднее. Из-за распутицы танки оказались без горючего, артиллерия и пехота почти без боеприпасов. Авиация из-за непогоды не может обеспечить наши войска всем необходимым. Для отражения вражеских ударов командование фронта вынуждено перебрасывать части с других участков.

На другой день я вылетел на фронт во 2-ю воздушную армию. Пришлось на ходу в очень напряженной обстановке искать решение, как авиацией остановить вражеские танки. Путь был найден, и приказ Верховного Главнокомандующего был выполнен. 15 февраля штурмовики, вооруженные кумулятивными бомбами, нанесли несколько ударов по танковым колоннам противника и остановили их.

Весь этот эпизод, с момента вызова меня к Сталину и до получения первых результатов воздушных ударов но врагу, занял не более двух суток. Но это были одни из самых напряженных, насыщенных переживаниями и думами дни в моей жизни.

Несколько позже, уже после ликвидации корсунь-шевченковского "котла", нам стало известно, что гитлеровское командование, уверенное в своих силах, намеревалось не только освободить окруженные дивизии, но и одновременно взять в "клещи" наши войска, действовавшие в районе Лисянок, Звенигородки, Шполы. Замысел был смелый. Нетрудно представить, какой получился бы эффект, если бы фашисты осуществили свой план. Он мог бы снизить темп нашего наступления на Украине. А сам факт высвобождения из окружения десяти дивизий! Велик был бы его психологический резонанс. После Сталинграда наши "котлы" были для врага смертельными, и фашисты опасались их как огня. Нередко случалось, что именно из-за страха попасть в кольцо гитлеровцы оставляли сильно укрепленные позиции и откатывались назад. Стало быть, нервы у них не выдерживали, а это огромный фактор для успешной борьбы с врагом. И вдруг фашисты сумели бы разорвать мертвую петлю на горле своей группировки! Да еще наши войска загнали бы в "котел".

Могли ли мы не думать об этом? Конечно, нет. Правда, тогда я мыслил не так последовательно, но в общих чертах представлял себе значение возможного успеха противника.

В не менее, если в не более сложном положении находился 12 июня 1944 г. и Говоров. Я-то отвечал за действия только авиации, Леонид Александрович - за судьбу всей операции. Да еще какой операции! Ведь ею открывалась наша летняя кампания. Наконец, на Карельском перешейке наносился основной удар по северному союзнику Германии. Быстрый прорыв "Карельского вала" ставил Финляндию перед катастрофой, так как вал этот, образно говоря, был той единственной прочной дверью, которая закрывала нам дорогу в глубь страны.

Хотя командование фронта не сомневалось в успехе операции и располагало необходимыми силами для прорыва второй, самой мощной полосы обороны и без сложных маневров, но война есть война: в ходе сражения возможны всяческие неожиданности, и от просчетов никто не застрахован. Промедление при прорыве второго рубежа могло вызвать задержку всей операции, а это отрицательно сказалось бы и на общих замыслах Ставки на вторую половину года. Собственно, на второй полосе и решалась судьба всей операции. Естественно, не знать и не думать об этом Говоров не мог. Да был он не из тех, кому кружат голову победы, даже блистательные. Он обладал умом ясным, трезвым и аналитическим, умел держать свои чувства в узде.

К лету 1944 г. мы обрели огромный военный опыт. Начиная со Сталинграда победные реляции сыпались одна за другой. Но и в истекшие полтора года, отмеченные выдающимися победами на Волге, Северном Кавказе, Курской дуге, под Ленинградом, на Украине, мы знавали не только сладость торжеств, а и горечь неудач. У всех еще очень свежи были в памяти наши неудачи в феврале-марте 1943 г. в Донбассе, где мы пытались устроить гитлеровцам второй, еще более грандиозный Сталинград. Однако уверенность, что враг совершенно подавлен и не в состоянии мобилизоваться для должного отпора, обошлась нам очень дорого. В результате мы проморгали концентрацию сил противника под Харьковом. Удар неприятеля застал войска Юго-Западного и Воронежского фронтов врасплох. В итоге месячного контрнаступления противника мы отошли от Днепропетровска и Запорожья, куда в феврале вырвались передовые части Юго-Западного фронта, за Харьков и Белгород. Враг был остановлен только на исходе марта. Группа немецко-фашистских армий "Юг" сделала основательную вмятину в линии нашего фронта. Так Курская дуга и получила свои законченные очертания.