В небе Ленинграда

С сознанием своего долга трудились и все остальные специалисты воздушной разведки. В начале войны был призван в армию специалист по фотографии Виталий Алексеевич Семенов. Его назначили начальником фотослужбы 13-го разведывательного авиаполка. Вскоре Семенов сконструировал новый аппарат, который значительно расширил возможности фоторазведки. Это был щелевой фотоаппарат ЩАФ-2. Семенов был не только талантливым изобретателем, но и смелым, мужественным человеком. Он сам испытывал свой аппарат в боевых условиях - часто летал на разведку в тыл противника и доставлял нам с помощью нового прибора немало ценных сведений. Но в одном из полетов Семенов погиб. Однако начатое им дело по усовершенствованию методов фоторазведки не прекратилось - его продолжили другие.

Осенью 1941 г. воентехник 2-го ранга С. П. Иванов и военный инженер 3-го ранга М. М. Исьянов, основываясь на возможностях аппарата Семенова, разработали новый метод дешифрирования аэрофотоснимков - стереоскопический. Этот метод помогал "вытягивать" самые безнадежные снимки. Благодаря ему нам становились доступными тайны многих тыловых объектов и аэродромов противника. Ценность этого изобретения была столь велика, что в начале января 1942 г. командование ВВС фронта представило работу Иванова и Исьянова на соискание Сталинской премии{142}.

Все эти дни нас очень беспокоило положение с разведкой в Кингисеппском секторе. С началом наступления немецкие истребители почти наглухо закрыли район озера Самро, где проходили основные фронтовые коммуникации северной группировки противника. Сильные воздушные патрули охраняли подступы и к Большому Сабску. Наши летчики отмечали и необыкновенную плотность зенитного огня вблизи вражеских переправ. Все это было неспроста, и мы упорно старались проникнуть в район Большого Сабска и далее на юго-запад от реки Луги, но пока безуспешно. Гитлеровцы, захватив хорошо развитую аэродромную сеть в Залужье, в том числе такие наши крупные аэродромы, как Овсище, Высковатка, Самро, Чернево и Зарудинье, буквально забили их истребителями. По нашим данным, там сидели лет-чики из 51-й и 54-й эскадр, молодчики, прошедшие с боями через всю Европу.

И сегодня разведсводки были почти пустыми. Нужно было что-то предпринимать. Но что? Послать сильную группу истребителей, чтобы она прочесала весь интересующий нас район? Но немцы не позволят, сразу же свяжут наших летчиков боем. А в бою какая же разведка!

От невеселых мыслей меня отвлекло появление начальника разведотдела Пронина. Лицо его не предвещало ничего хорошего: Александр Семенович доложил, что одному из экипажей из 2-й бомбардировочной дивизии удалось утром прорваться к Большому Сабску. На переправах через Лугу и по дороге на Молюсковицы разведчики обнаружили танковые колонны. Хотя мы наиболее вероятным считали появление 8-й танковой дивизии где-нибудь на новгородском направлении, но, услышав сообщение Пронина, я почему-то подумал именно о ней. Однако на всякий случай спросил, не танки ли это из второго эшелона 1-й и 6-й дивизий? Пронин только пожал плечами и ответил, что это может знать только наземная, а не воздушная разведка. Я и сам понимал никчемность вопроса, но уж очень известие было неприятным и потому не хотелось верить в него.

Я вспомнил в этот момент о разговоре Попова со Ставкой. Накануне немецкого наступления Москва предупредила нас, что, по всей видимости, наиболее угрожаемым направлением станет новгородско-чудовское. Командование фронта было несколько иного мнения. Наличие на нашем правом фланге двух вражеских плацдармов, к которым непрерывным потоком двигались фашистские войска, близость этих плацдармов к железной дороге Ленинград - Нарва и систематические удары немецкой авиации по основным станциям и перегонам на этой магистрали все это свидетельствовало о силе готовившегося здесь удара. Отсюда ближе всего было и до Ленинграда, и до южного побережья Финского залива. Вырвись немцы к заливу, они не только отрезали бы наши войска, державшие оборону под Нарвой и Кингисеппом, но и создали бы угрозу непосредственно Кронштадту и морскому флоту.

Появление новых танковых частей противника в районе Большого Сабска свидетельствовало о том, что в оценке обстановки на юго-западных подступах к Ленинграду правым оказывалось командование Северного фронта, а не Ставка. Дальнейшие события полностью подтвердили наши предположения - в августе наибольшую опасность для Ленинграда создавала северная группировка. Лишь к 25 августа, когда фашисты убедились в невозможности с ходу одолеть оборону Красногвардейского укрепленного района, приостановили здесь наступление и начали перегруппировываться, острота положения под Гатчиной несколько уменьшилась и, напротив, увеличилась на участке, где действовала южная группировка, быстро надвигавшаяся на Ленинград по Московскому шоссе. Но об этом речь впереди.