В небе Ленинграда

15 августа северная группировка противника усилила нажим на Гатчину и уже вела бои за овладение крупной железнодорожной станцией Волосово. Заметно активизировала свои действия южная группировка немцев. К этому времени прекратилось наше наступление южнее озера Ильмень и 11-я и 34-я армии стали отходить за реку Ловать. Командование группой армий "Север" незамедлительно воспользовалось этим обстоятельством и усилило свою южную группировку 39-м моторизованным корпусом. Главные силы 8-го авиакорпуса генерала Рихтгофена вновь были брошены против нашей 48-й армии.

Как нарочно, все эти дни стояла отличная погода. Впрочем, за исключением нескольких дней весь август был на редкость летным месяцем. Метеорологи все время давали отличные сводки. Недавно, просматривая в архиве документы того периода, я нашел сводную справку о погоде в августе. Оказалось, что в тот месяц было 20 летных дней, 8 ограниченно летных и только 3 нелетных. Правда, небо редко бывало абсолютно чистым, днем чаще преобладала обильная кучевая и ливневая облачность, часто бывали грозы, но все это не мешало полетам. Облачность всегда держалась высоко, и видимость была превосходной.

Откровенно говоря, мы не очень-то радовались устойчивой летной погоде. Она больше была на руку фашистам, нежели нам. Ведь численностью своей авиации они превосходили нашу почти втрое, следовательно, и чаще появлялись над нашими войсками. Нас больше устраивала погода похуже, с ограниченной видимостью. Бомбардировщиков у нас осталось совсем мало, в основном действовали истребители, выступавшие и в собственной роли, и в роли штурмовиков. А для штурмовки войск противника вовсе не требуется чистое небо и хорошая видимость. Из-за облачности еще легче наносить внезапные штурмовые удары по фашистской пехоте и танкам. Кроме того, плохая погода ограничивает или вовсе исключает применение бомбардировщиков. Непогода - это и отдых измученным летчикам, и возможность несколько ослабить воздушное прикрытие Ленинграда и за его счет усилить действия авиации над линией фронта. 16 августа стало очень тяжелым для нас днем. Фашисты ворвались в Нарву, Кингисепп и Новгород. Схватки в небе, начавшись с утра, не затихали до темноты от Кингисеппа до Новгорода. В этот день гитлеровцы впервые после начала наступления, чтобы снизить боевую активность ленинградских летчиков, нанесли серию ударов по нашим передовым аэродромам. Но в это время почти вся авиация фронта находилась в воздухе, и поживиться противнику особенно не удалось: мы потеряли на земле всего шесть самолетов{148}.

Нам же в те дни было не до вражеских аэродромов. 16 августа завязались кровопролитнейшие бои на подступах к Гатчине. На другой день немецкое командование бросило в сражение почти все свои танки. Ценой больших потерь враг захватил станцию Волосово. Красногвардейский укрепленный район спешно пополнялся полевыми войсками и готовился к боям с гитлеровцами.

Чтобы замедлить продвижение немцев к Ленинграду, войска генерала Семашко по приказу командования фронта нанесли удар в сторону Кингисеппа и 21 августа выбили из него фашистов. Но гитлеровцы при мощной поддержке авиации вновь овладели городом и восстановили на этом участке прежнее положение.

Авиаторы усилили удары по танковым и моторизованным соединениям противника, наступавшим вдоль железной дороги на Гатчину и на север к Финскому заливу. Несмотря на сложность обстановки, я приказал привлечь к боевой работе в этом районе несколько эскадрилий 8-й истребительной дивизии. Вплоть до 25 августа главные силы нашей авиации сражались против северной группировки немцев. Здесь действовали отдельная авиагруппа ВВС КБФ, 39-я и 8-я иад, 2-я сад, 7-й иап и одна эскадрилья 65-го шап{149}.

В этом районе линия фронта на исходе второй декады августа часто принимала столь причудливые очертания, так быстро менялась, а войска той и другой сторон так перемешивались, что с воздуха невозможно было определить, где свои, а где чужие. Во избежание ударов по своим войскам я вынужден был приказать летчикам при отсутствии полной уверенности, что под тобой именно враг, действовать не по передовым частям противника, а по его ближайшим тылам{150}.

Некоторые общевойсковые командиры, не разобравшись в причинах нашего решения, сгоряча стали жаловаться на авиацию: мол, она в последние дни плохо помогает пехоте на переднем крае. Причем не обошлось без перегибов: дескать, командование ВВС жалеет летчиков и потому преднамеренно, не считаясь с общими интересами фронта, дает такие указания. В Смольном на меня кое-кто уже стал коситься.

Даже Попов как-то попрекнул летчиков. Я почувствовал неладное и прямо спросил командующего, в чем дело. Маркиан Михайлович после небольшой паузы все же ответил честно. Меня эти жалобы настолько поразили, что я даже не рассердился, а только пожал плечами и спокойно ответил:

- Так ведь, товарищ командующий, общевойсковики сами виноваты.

- Как так!-удивился Попов.