В небе Ленинграда

Все решали секунды. Нужно свалить врага одним ударом, иначе он сделает маневр и уйдет. Сбросит бомбы куда попало и улизнет. И опять полупобеда, опять ожидание новой встречи в ночном небе, опять молчаливые сочувствующие взгляды товарищей и подавленный вздох Димы Оскаленко. Ведь не утаишь свою встречу с врагом, не скажешь, что ее не было.

Какие томительные изматывающие секунды! У Мациевича от напряжения взмокли ладони и лоб покрылся испариной. Пора действовать, пока еще не оборвалась жиденькая светящаяся ниточка, связывающая его с противником.

Мациевич нацелился носом "ишачка" под центроплан бомбардировщика и прибавил скорость. Бомбардировщик еще надвинулся на истребителя, и тогда Мациевич нажал кнопку. Под плоскостями И-16 вспыхнули яркие огоньки, самолет слегка встряхнуло - это со своих направляющих соскользнули реактивные снаряды. Узкие и длинные, они двумя тройками понеслись к бомбардировщику. Каким-то шестым чувством Мациевич уловил, что эресы поразят цель и, чтобы взрывом не разнесло и его самолет, до отказа выжал левую педаль, стремясь по крутой спирали уйти из опасной зоны. Но не успел. Эресы взорвались разом, все шесть. Вероятно, они угодили в бензобаки, так как из "хейнкеля" вырвалось яркое огромное облако, и в тот же миг над головой советского летчика будто бы раскололось небо. Мощная взрывная волна точно перышко подхватила легонький истребитель, закрутила его в своем огненном водовороте, перевернула вверх колесами и швырнула в темную бездну. Мациевич больно ударился головой, но сознания не потерял, только на какое-то время притупились чувства и по телу разлилась слабость.

Мациевич долго и безуспешно пытался вывести машину из беспорядочного падения. "Ишачок" упорно не слушался рулей и стремительно несся к земле. Мациевич ловил вырывавшийся из рук и больно бивший по ним рычаг управления.

Наконец, рули перестали болтаться, через их упругое трепетанье Мациевич почувствовал силу воздушного потока и, осторожно работая ими, стал выводить самолет из отрицательного пикирования. С трудом, как-то странно подрагивая, истребитель взмыл в небо в нескольких десятках метров от поверхности Финского залива. Мациевич еле-еле дотянул до аэродрома. Машину временами так сотрясало, что, казалось, она вот-вот рассыплется, и Мациевич на всякий случай освободился от привязных ремней.

Но вот внизу знакомая до мельчайших подробностей лента железной дороги, за ней - аэродром. Уже кто-то подсвечивал прожектором, указывая место посадки. Мациевич сбавил скорость, машина на секунду как бы зависла в воздухе и колеса коснулись земли.

Вылез из кабины он не сразу. Откинувшись на спинку сиденья, он несколько минут сидел не шевелясь, ни о чем не думая, совершенно выдохшийся и неспособный оценить даже то великое счастье, что земля снова под его ногами, что где-то далеко от Ленинграда уже родился новый день и день этот он увидит собственными глазами, еще один день жизни.

Когда утром старший лейтенант увидел своего ястребка, то лишь горестно махнул рукой: взрывной волной так сильно деформировало плоскости, что их необходимо было менять.

- Долго,- имея в виду срок ремонта, сказал Мациевич и посмотрел на небо.

- Но ведь нужный тебе аккорд прозвучал,- заметил Оскаленко.- А ты сам говорил, что это главное.

- Верно, главное,- помедлив, ответил Мациевич.- Но я не говорил, что сбитый враг - твой последний враг.

Конец одной мортиры

Вторая схватка Мациевича с противником, но уже сухопутным, произошла в декабре 1941 г. К тому времени 26-й иап для удобства ведения боевых действий был разделен на две группы. Первая осталась на прежнем месте - на аэродроме северо-восточнее Ленинграда, чтобы прикрывать ледовую трассу через Ладожское озеро.

В декабре противник главные силы своей авиации, поддерживавшей группу армий "Север", бросил на срыв перевозок по Ладожской военно-автомобильной дороге. Мы выделили для ее прикрытия все, что могли,- 100 истребителей, т. е. более половины всех исправных машин истребительной авиации фронта, ПВО и КБФ. Небо над Ладогой превратилось в арену жесточайших схваток. А над самим Ленинградом установилось долгое затишье: вражеские самолеты все реже и реже появлялись над городом. У противника уже не хватало сил одновременно и с одинаковой интенсивностью действовать на всех важнейших участках фронта.

Вторую группу 26-го иап в составе 14 экипажей мы посадили на северном побережье Финского залива у железнодорожной станции Горской. Эта группа прикрывала Ленинград и Кронштадт. Возглавил ее Василий Мациевич.

В ту памятную всем ночь летчики, как обычно, собрались и домике, который служил им кают-компанией. Мациевич наигрывал на пианино какую-то мелодию. Иногда он поднимал голову и медленно обводил глазами боевых товарищей. До чего же они молоды - Щербина, Ищенко, Оскаленко, Максимов, Цыганенко, Аполлонин, Алексеев! Он самый старший в группе, а ему только двадцать семь. Даже шесть месяцев войны мало изменили ребят внешне, они только похудели да стали менее шумливыми, более сдоржанными.