В небе над поездом парили медузы

Шаг за шагом, неторопливо, человек направлялся в сторону перрона. Под тяжестью прожитых лет плечи опустились ниже. Голова склонилась вперед, словно человек пытался углядеть что-то на земле. Но солнце мешало, паля неистово, безбожно. Приходилось щуриться, тянуть руки вниз, а затем пытаться выпрямить исстрадавшуюся спину. Непросто было осилить этот бесконечный путь.

Таможня, оставаясь где-то там, терялась в песках. Отдаленные окрики, веселый хохот, недовольные гудки – все сливалось воедино, в общий гомон, который превращался в белый шум. Горячий ветер подхватил песок, бросая его под ноги и отвлекая от звуков.

Разбитые ступени, ведущие на перрон, шуршали под ногами от обилия мелких камней. Табло, которое вяло покачивалось от касаний беспощадного ветра, заметно потрепалось со временнем. На нем еще хранились записи от руки, сделанные когда-то очень давно. В те дни, когда поезд на перрон подъезжал в одно и то же время. Каждый день. Когда вереница вагонов бесшумно скользила по сухой местности, едва касаясь призрачных рельс.

С тех пор минуло несколько столетий. Горячий песок жадно поглотил проложенные пути, оставив лишь незначительные тонкие полосы металла, которые блестели на солнце, напоминая о себе. Словно давно забытый образ чего-то вечного и могущественного, но так легко отброшенного в прошлое.

Потрепанный перрон наводил ужас. Обшарпанные перила, асфальт, который не раз топтали человеческие ноги. Следы от скамеек, которые когда-то сокращали ожидание, не давали физически устать. Которые, возможно, были с навесом, который легонько покачивался на ветру.

Поездов давно никто не ждал. Жизнь вокруг перрона остановилась. Даже с границы сюда никто не доходил. Незачем. Пустые, раскаленные развалины, где ни спрятаться, ни дух перевести. Лишь жалкое напоминание о некогда полезном месте. Правительство даже не смотрело в эту сторону, не было повода. Граница есть, таможня работала, а значит все отлично. Незачем тратить ресурсы на иллюзию, никто уже давно не пользовался поездами. Они вымерли, как динозавры. Метеоритом стали новейшие самолеты, что распахнули крылья, как орлы…

***

Он появился неожиданно. Не издав ни звука, огромный и важный, поезд вздрогнул и замер, слегка качнувшись. Притих, мягко распахнув створки, словно десятки голодных ртов.

– Добро пожаловать, госпожа Ирэн.

Проводница, стоя в дверях, улыбалась. Ровные, белые, словно первый снег, зубы сверкали в лучах горячего, ненасытного солнца. Оно будто проводило раскаленным языком по коже, оставляя покраснение. Касалось шеи, затрудняя дыхание. Жар сковывал горло, впитывался, пробуждая пламя внутри. Произносить слова больно.

Больно было и смотреть перед собой.

Ирэн подняла затуманенный взгляд, медленно скользя им вдоль стального гиганта, похожего на гусеницу-трансформера. Крошечные окна походили на глаза, мелкие и разбросанные вдоль длинного, бесконечного тела. Металлические заплатки заменяли двери, а ступени больше напоминали клыки, вросшие в кожу с разных сторон.

Проводница продолжала улыбаться. Странно и неестественно.

Можно ли было назвать эту улыбку вежливой? Живой? Настоящей?

Время растворилось в раскаленном песке, растаяло, словно кусок деревенского масла, смачно брошенного на свежие блины. Стекавший жирными струйками по сочным слоям прожаренного теста.

Ирэн оглянулась, возможно, искала что-то. То ли позабытые вещи, то ли собственную тень, ловко похищенную светилом. На перроне больше никого не было, в руках пусто, пальцы то и дело сжимали воздух: горячий, сухой. Она снова оглянулась, медленно обвела взглядом пустошь. Мутные глаза отразили яркий свет, зрачки впитали тепло, как губка. Наполнились лучами солнца, которое расплавленным золотом поглотило радужку. Сквозь жгучую лаву проступили два живых огонька: темных, подобно глубокой ночь.

Первый шаг ей дался тяжело: пришлось высоко поднять ногу, чтобы зубья чудища не вспороли кожу. Вторая ступня плавно опустилась рядом с первой. Босая, Ирэн удивленно ощутила прохладу металла, будто кубиком льда мазнули по губам. Еще один шаг, за ним еще и еще. Взгляд немного прояснился, туман рассеялся. Идти стало легче. Она расправила плечи, смахнула песок с рук и колен, слегка качнула головой. Из густых волос цвета горной ржавчины посыпались последние песчинки.

– Госпожа Ирэн желает чай или кофе? – Голос проводницы прозвучал ровно. Эмоции не касались идеального лица. Не было в нем изъяна, как будто сама вселенная создала ее специально для этого поезда. А как еще появлялись на свет проводницы? – Может быть – горячее молоко или сок?

Ирэн провела ладонью по холодной двери своего купе. Подушечками пальцев надавила на металл, затем сжала ручку, округлую и твердую. Опустила ее вниз и сделала вдох. Все казалось таким родным и знакомым.

Словно она жила в этом поезде.

Словно не покидала его никогда.

– Я хочу сок. Со вкусом завтрашнего дня, – прошептала она в никуда, не оглядываясь и не смотря на ту, что покорно застыла за спиной. – Куда мы едем?

– По ту сторону пустоши, госпожа Ирэн.