В небе - пикировщики !

А машины тем временем одна за другой неуверенно обходят аэродром по установленному кругу. Две поспешно плюхнулись на посадку. У одной оказался засоренным бензопровод, у другой отказала маслопомпа. Три экипажа, атакованных "мессерами", совершили где-то вынужденную посадку.

Вечером читаю акт: "...по документам боевых машин в 39-м полку числится 13. На сегодняшний день: 3-на вынужденных посадках ожидают подъема на шасси и смены винтов; 4-со снятыми моторами; в строю-6". Акт подписали: размашистой росписью - полковой комиссар Карачун, строго разборчивой - Н. Альтович, дрожащей рукой - майор. Подписывая этот печальный документ, я порвал бумагу и брызнул на текст чернилами. Затем, не оглядываясь на тяжело дышащего за моей спиной бывшего командира полка, говорю:

- Машина в вашем распоряжении, майор. В полку прошу не задерживаться!

Вскоре после пополнения материальной частью пришлось нам перебазироваться. Из Нижне-Каменской на новую площадку возле совхоза Калачевского перекочевали за один день. К исходу дня 16 машин приземлились на место новой дислокации. И тут-то выяснилось, что кормить людей решительно нечем. Вызываю штаб дивизии. Сквозь писк в наушниках слышу нечипоренковский басок. Сейчас получу первую взбучку. Но, выслушав меня, комдив Нечипоренко говорит:

- Ничего, к полуночи начнем доставлять вам сухой паек. Сутки как-нибудь перебьетесь!

- Так точно,- отвечаю я с облегчением и радостью. В полночь вблизи нашей штабной халупы приземляется тяжело груженный У-2. Устало махнув рукой, приведший его комдив остановил мой рапорт.

- Докладывать будешь после. Сейчас принимай провиант.- И, как рачительный хозяин, пояснил: - Здесь всего-то килограммов двести будет. Сухари, концентраты, чуток консервов и жиров - червячка заморить хватит. Я до рассвета еще рейса два сделать успею, на завтра вас обеспечу. А там сами справляйтесь.

Люди ободрились. С какой благодарностью смотрели они на этого старейшего летчика ВВС, исключительно опытного в ночных полетах! Меня все время преследовала мысль: "Каким же, в конце концов, должен быть тон и стиль обращения командира с "трудным" полком? Такой ли заботливый и снисходительный, какой усвоил себе полковник Нечипоренко? Такой ли поощрительно-твердый, но выжидательный, установившийся в штабе генерала Аладинского?" Мне казалось: ни то, ни другое в данном случае не годится, но и без того и без другого не обойдешься.

Зайдя в хату, где расположились в ожидании обеда летчики из 3-й эскадрильи, я остановился на пороге. Чубастый парень с густыми черными ресницами, разухабисто сдвинув шлемофон на затылок, говорит:

- Это, братва, всегда так: новая метла по-новому метет. У нас в Забайкалье старички-авиаторы говаривали: "Где начинается авиация, там кончается армейский порядочек". Вот и наш комдив, видели, сам прилетел - и к делу. "Докладывать по форме,- говорит,- в свободное от службы время будете...". И в самом деле: нам летать и бомбить надо, а козырять - земное дело, в небе это ни к чему.

Краска бросилась мне в лицо.

- Фамилия? - зачем-то крикнул я.

Летчики и техники замерли. Оратор, капризно поведя плечом, уставился на меня эдаким озорным взглядом. В наступившей тишине его неторопливый, негромкий ответ звучит вызывающе:

- Глыга фамилия моя... Иван Глыга.

Припоминаю что-то уже известное про этого летчика. И вдруг гнев схлынул, моя "речь" полилась на удивление гладко:

- Летчик вы вроде с неплохими данными, а парень-то, выходит, с дурью...

Он вскинул голову, но чуб черных волос вновь лихо навис над высоким лбом.

- Это почему же? - обескураженно вопрошает Глыга и, как-то по-особому подобравшись, еще раз озорно и фамильярно бросает: - Почему, товарищ командир полка, скажите?

Дерзость пропускаю мимо ушей и чутко ловлю сочувственное внимание собравшихся.

- А ну-ка, летчик-бомбардир, скажи, показания скольких приборов ты должен заметить, входя звеном в пикирование?

- Примерно двенадцать.

- И это все?

- Нет. Должен еще засечь положение ведущего и второго ведомого.

- Верно. А сколько движений надо сделать?

- Ни одного. Тут-то и надо застыть, как по стойке "смирно".

- Молодец! (Одобрительный вздох остальных). Но все-таки выходит, что ответ ваш не совсем правильный.

- Как?

- А обыкновенно. Чтобы выполнить все то, о чем вы, лейтенант, совершенно правильно только что сказали, нужна повседневная тренировка. И если на земле приучишься не замечать начальство, не ровен час и в воздухе будешь невнимательным и угодишь под собственные бомбы.

- Так точно! - жалобно звучит голос Глыги, и он застывает в положении "смирно".

Летчики громко смеются... Мне показалось, что в наступившей за моей спиной тишине что-то начало меняться.