В небе полярных зорь

— Ну подождем еще немного, — решил Комлев. Он опустился у костра, обхватив руками колени и опустив на них подбородок, задумчиво смотрел на затухающий огонь. Вот взовьется над раскаленным углем один-другой голубоватый язычок и исчезнет, уголек начинает тускнеть. Вдруг опять прорвется яркой вспышкой внутренняя сила огня и опять затухнет. Потом уголь покрывается серым налетом и вскоре совсем чернеет — один, другой, третий...

Мрак подступает со всех сторон. Он уже коснулся тех, кто дальше всех лежит от костра. Из темноты раздался тенорок Вани Трофимова:

— М-да, положеньице наше... А вот нам политрук рассказывал, когда они в гражданскую шли через Каракумы, такой случай был. Вот, как мы, выдохлись они и легли умирать. Все лежат, а командир их сидит: бессилен, стало быть. А рядом, с ним лежит один боец, музыкант, всюду скрипку за собой таскал. Приказал ему командир сыграть что-нибудь. Помог ему, конечно, подняться. И начал, и начал этот скрипач по струнам смычком водить. И, понимаете, встали ведь люди-то! Да, встали и пошли. Скрипач играет, а они идут, идут. Ушли уж далеко. Тогда пошел и скрипач. Сделал шаг, другой, упал. Все ушли, а он умер... Эх, жаль, что мою балалайку разбил фриц в бараке, а то и я бы сыграл.

— А ты помнишь, Ваня, как Чапаев... — задумчиво проговорил Комлев. Сжав губы, он начал тихонько выводить очень знакомый мотив. Сразу же подхватил слова Ваня:

Ты добычи не дождешься,
Черный ворон, я не твой...

Не успели они вытянуть последнюю ноту, как уже Машенькин слабый голос и еще несколько тихих голосов вразнобой подхватили:

Ты добычи не дождешься,
Черный ворон, я не твой...

Как тихо началась, так незаметно и замерла песня.

...В тишине, заставив насторожиться, ясно послышался хруст, ломающегося наста. Комлев выхватил пистолет. Приготовились автоматчики. Слышно только, чье-то дыхание. Из-за сопки показался лось. Большими прыжками он влетел в лощину. Увидев свет и людей, остановился, как вкопанный, и стал поводить ушами. Крутая мускулистая грудь животного гордо выдается вперед, стройные ноги нервно подрагивают. Комлев прицелился. Щелкнул выстрел. Животное вздыбилось и затем грузно осело, подогнув под себя передние ноги.

— Убит! — крикнул Мирзоев и бросился к сохатому. Следом побежали Комлев, Рябинина и другие. Подставляя под струйку крови котелки, преодолевая отвращение, жадно глотали ее, солоноватую, еще горячую. С каждым глотком прибавлялось силы, переставала кружиться голова. Казалось, даже костер вспыхнул ярче. Вскоре над ним разнесся одуряющий запах жареного мяса.

Ели с жадностью и немало пришлось Комлеву уговаривать и убеждать людей, требуя воздержанности. Надо было избежать новых несчастий. Каждому было выдано ровно столько, сколько нужно для утоления первого голода. Оставшееся мясо разделили, раздали на руки, строго наказав без разрешения не прикасаться к нему.

— Приготовиться к походу! — скомандовал Комлев, когда все насытились.

— Всегда готовы, — отозвался сразу повеселевший Сомов. — Хорошо встретили Новый год! Теперь хоть на край света идти можно.

— Э, наевшись, куда угодно пойдешь. Вот если бы ты раньше так отвечал, я первый бы сказал: «Вот это старшина!» — начал было подшучивать Иван, но Комлев строго остановил его:

— Будет! Болел Сомов давеча, а сейчас выздоровел. И все. Пошли!

Одни уже сами прикрепляли лыжи, надевали на плечи рюкзаки, другим надо было помочь собраться. Мирзоев подошел к женщине в шали, которая, казалось, все еще дремала.

— Вставайте, мамаша, идти пора, — тронул ее за плечо. Но она не пошевелилась. Только правая рука со сложенными для молитвы пальцами безжизненно скатилась с колена.

— Умерла...

— Не дошла, — грустно отозвался Комлев. Впервые за все эти дни тихо заплакала Машенька. Никита Кузьмич молча постоял над женщиной, потом повернулся к Тише, не спускавшему с него испуганных глаз.

— Умерла? У меня ноги зябнут и руки... — прошептал мальчик.

Комлев молча снял с себя подаренный Ранди пуховый шарф, разрезал его ножом надвое и намотал каждый кусок на иззябшие в парусиновых рукавицах руки мальчика. Потом коротко кинул:

— Подожди! — и вернулся к умершей. — Вы простите нас, тетя, вам больше ничего не нужно, — тихо, как бы про себя, проговорил он, бережно снял с ее плеч клетчатую шаль, закутал ею Тишины ноги.

Двинулись. Как и прежде, замыкающим шел Мирзоев. Оглянувшись на еле тлевший костер, Бозор увидел, как он еще несколько раз мигнул и вскоре совсем погас. Хлопьями повалил густой снег, словно торопясь захоронить оставшихся товарищей. Стало темно и тихо.

2

Следующий привал должен был быть у скалы, названной на карте Пасть зверя. То ли в результате обвала, то ли в силу других каких причин в ее подножии образовалась вместительная пещера, действительно похожая на зияющую пасть чудовища. Когда до нее оставалось каких-то двести метров, в небе показалась темная, с каждой минутой увеличивающаяся в размерах точка. Первым заметил ее Иван.

— Летит! Воздух!