В недрах ангелы не живут

Время потекло быстрее и интереснее, по очереди гонятся за лангустами, поворачивать стада назад на поле. К концу Большого цикла, когда вода заметно холодала, они норовили сбежать на глубину. Теперь, когда мы взялись за фермерство вдвоем, дежурили по очереди, загонять их в каменные ниши на время отдыха больше не приходилось. Поголовье увеличилось в три раза, на рынке они выглядели намного солиднее соседей, их охотнее раскупали и действительно часть поступала в дворец Сейма.

Вскоре собрав денег, купили арбалеты, также получили разрешение на помповое оружие, оно считалось особо опасным, ношение допускалось строго охране и спасателям. Так как фермер относится к категории охраны и ведет отшельнический образ жизни, Валериону выписали его, но получить все как-то не получалось, маломальские зацепки оттягивали сроки выдачи.

– Хондровники! – разбудил возглас фермера.

– Лечу! – крикнул я в ответ, поворачиваясь на другой бок, – достали они, пять набегов за мою смену, помощи я не просил, а ему помогай, сам дрых аж стены тряслись, а теперь засуетился.

– Софэлл! – донеслось снаружи. – Их сотни!

Хондровники часто наведывались за лакомством, но это были группы по три, максимум семь, – юркие шерстяные чулки длиной в полтора метра с хвостом и короткими лапками. Имея длинный хвост-ласт, словно молнии, проносились над стадами. Подводил их лишь малый рот с короткими зубками, на скорости не успевали надежно ухватить жертву, а медленнее плавать не давали мы: наши стрелы из арбалета успевали достичь цели.

– Софэлл! Гибук тебя!

Меня словно током пробило из глубин сознания. Я выплыл наружу и тут же был сбит десятком агрессоров, которых гнал на меня Валерка (так я звал старика, считая, что имя Валерион слишком важное для простого фермера). Хондровники шли по дуге, и я пошел на перерез, немного не успел. Увидев меня, они изменили направление, плавно ушли в сторону и снова вышли курсом на стадо. Я снова пошел кратчайшим путем.

– Валерка! Давай за мной и ближе к центру встречай.

Фермер не внял моим словам, продолжал гоняться следом, пытаясь достать их стрелами.

Оценив обстановку, я рванул в гущу лангустов и прилег на дно, и не ошибся: туча хондровников растянулась ковром и стремительно шла на снижение. Два выстрела арбалета принесли положительный результат, далее дистанция сократилась, и я быстро поднялся с двумя копьями в руках, правое сразило одного в глаз, левое прихватило сразу два, третий сорвался, меня развернуло, и в это время получил десяток ударов в спину, унеся с собой.

– Гибук! – я выдал писком ультразвуковой волны слово, поднявшее меня с постели. – Вас побрал!

Нападавшие впали в ужас, увлекая за собой всю округу.

Я лежал в сотне метров от сражения с распростертыми руками, держа копья с результатом охоты, дожидаясь, пока отойду от контузии. От ультразвука такой силы мой мозг забыл все звуки мира. Надо мной завис Валерион, то размахивая руками и крутя пальцем у виска, то хлопая себя по ушам, видимо, и ему досталось.

– Что такое гибук? – шепотом спросил его, боясь ощутить боль барабанных перепонок.

– Не знаю, – последовал ответ, словно из глубины.

– Но ты его кричал, когда звал на помощь.

– Я? Я матом крыл, признаюсь и прошу прощения, обстановка страшная была, я …

Далее слушать его не хотел, такое родное забытое слово, и так потерять смысл… Я протянул ему руку, и он потащил меня в дом, под нами лежало полсотни лангустов с разорванным панцирем изнутри.

– Ты что, совсем спятил, – немного успокоившись, фермер приступил к нотациям. – Ты мог свой мозг взорвать, как лангустов, надо быть осторожнее со своим объемом легких, такие аккорды выдавать.

– Посмотрел бы я на тебя, как ты закричал, если в тело одновременно вогнать тысячи иголок, – огрызнулся я в ответ и повернулся на спину, выставляя на показ вспухшие раны от ядовитых зубов. – Если снять кожу, то можно мальков ловить вместо сетей.

Тело покрылось десятком поцелуев с сотнями дырок-точек, образовывая подобие губ вздутыми колбасками.

– Сочувствую, – вздохнул Валерион, – но ничем помочь не могу, за четыре цикла пройдет. Ты больше это слово не кричи, слишком резонансное.

– Это как?

– Есть слова под запретом, хоть и не матерные, но приносят больше беды, чем брань. Частота в ультразвуковом диапазоне резонирует с жидкостью, и она вскипает. Я, произнеся слово «е…ь», вреда не принес, только морально пал. В твоем случае переделанное слово с твоим тембром голоса дезориентировало врага, ты бы видел, как они метались, врезаясь в скалы, друг в друга, часть ушла в пропасть, они словно ослепли.

– Вероятно, лопнули глаза, – предположил я.

– Точно, ближайшие к тебе лангусты тоже взорвались.

– Валерка, ты собери их, может, на базаре продашь по дешевке, мы столько не съедим.

– Хорошо, ты отдыхай, набирайся сил, хондровники за циклы будут оплывать нас. А лангусты сами в пещеру спрятались, пока не проголодаются, не вылезут. – Остановился, призадумался. – Валерка, хм, звучит как-то странно, по-дружески. Можно и так.