В недрах ангелы не живут

– Попробовать можно, вот только есть высокая вероятность, что первоначальная часть уйдет в сеть, да и экобаза может нас не принять на довольствие.

– Не впервой рисковать, – звонко ответил Архи.

– Лучше не надо, последствии можем не расхлебать.

– А как же твое противоядие? На Рассвете помогло, всю сеть очистил.

– Так, Архи, не пори горячку, – осерчавши, произнес Тёма. – Давай по порядку, сначала возвращай «Азимова», а я останусь на орбите, продолжу настройки своей сети. Даже всемогущие интеллектуалы – Лидеры Рассвета с их продвинутыми технологиями – не трогали старое дерьмо, параллельно вели свою.

– Блин, снова гонять тысячи раз Земля – Азимов.

– Сам напросился, никто тебя не вынимал из криокапсулы, можешь снова залечь. Хотя не торопись, – остановил вылет лайнера Тёмыч. – Придется подождать еще недельку.

– Что случилось?

– Твоя неполная ЧД не отпускает.

– Как? – Архимед подавился слюной.

– Она нарушила временной континуум и замедлила нашу распаковку в пространстве. Я говорил, что нельзя шутить с потусторонним миром, он не предсказуем.

– Не мог сразу сказать, штурман хренов. – Архимед откинулся на спинку кресла. – Сколько ждать?

– Вечность.

– Чего?! – Архимеда словно током ударило.

– Зато границу горизонта событий мы можем наблюдать воочию в открывшемся шлюзе звездолета, и главное – изнутри. Видишь, космос стал линзированный? Мы не смогли ничего вынести из твоего маневра, только переместились подальше от планеты и попали в точку Лагранжа, меж Европой и Юпитером. Да, еще целую твою задницу.

– Пошел ты.

– Сам такой.

Звездолет накрыла тишина ожидания.

Не везет в любви. Может, повезет в смерти?

Завтра лучше бы не наступало. Валерион уплыл на базар, а на меня свалилась неведомая болезнь. Кровь хлынула вместо мочи. Боль живота и вялость тела выбила из рабочего состояния. Чтоб не пугать старика, решил уплыть в пещеру на отдых. Цикл еще только начался, лангусты в пропасть не сбегут, пока фермер не вернется, ничего экстраординарного не произойдет.

Прихватив один не полный мешок, нырнул в глубину. Постоянные спазмы мешали нормальному погружению. В дополнение ко всему на запах крови собрались сотни гистамин-прилипал. Превозмогая боль и слабость, все же мне удалось оторваться от преследователей, но навстречу, будто по сигналу, двигалась туча собратьев.

Гистамины – это прозрачно-розовые черви, голова имеет ротовое отверстие с тремя толстыми губами, челюстей нет, после рта сразу горло. Тело длинною чуть больше ладони, толщиной в три пальца плавно переходит в длинный хвостик-жгутик с мелкими зубчиками, и все это заканчивал хвостовой плавник. Они все время норовят прилипнуть к медузам, присасываясь мощными губами, прорывают кожу и проникают внутрь. В полости живота окукливаются, питаясь плотью носителя, стараясь переродиться и выйти из кокона сияющей огненно-рыжей саламандрой, но в случае с медузой у них что-то не получалось. Они прилипают ко всем, у кого кожа нежная и тонкая. Любимая жертва –раненая. Прилипая к открытой ране, вокруг рта отращивают коготки-крючки, которые надежно закреплялись на теле. Носитель, медленно умирая, носит паразита-куколку. Порой они пробуют проникнуть в анальное отверстие афалии, но, не имея скелета и мощной мускулатуры, их стремление равняется нулю. Случаи все же бывают, но это, скорее, исключение, чем закономерность. Это больше всего относится к богатым, островным афалиям, которые могут заниматься сексом, но они на глубины и не погружаются, если только ради экстрима.

С трудом отбиваясь от прилипал, отрывая их на ходу, дотянул до пещеры. В глазах мутнело, наступала стадия коматоза. Вот передо мной и земля появилась, цветущая, с благоухающей травой, и я вылезаю из речки, облепленный тиной, стряхиваю все на песок. Меня ласкает ветерок. Мотылек, вспорхнув с цветка, присел мне на колени, затем перелетел выше… Судорожная дрожь в теле, как от соприкосновения с Валеркой, заставляет лечь и раскинуть конечности. В ноздри ударяет запах чужого тела. Ноги немеют, стон экстаза вырывается из груди. Вдруг спазм живота возвращает меня из блаженства в состояние нестерпимой боли. Просыпаюсь в пещере, вода кипит преследователями, вокруг на камнях валяются раздавленные сородичи. Едва успеваю ухватиться за кончик хвоста гистамина, хорошо, что он еще не успел его отбросить, и вырываю его из себя, от боли теряя сознание.

. . .