Кроме мяса зайцев и домашнего скота, основной пищей был тар. Тар — кислое молоко, которое все лето сливается в ушаты или берестяные чаны. Молоко предварительно до закваски кипятят. В чанах тар держат до зимы и затем замораживают его в больших формах. Последние лепят из навоза; изнутри форму замазывают снегом, чтобы тар не прикасался к навозу. Потом большие плиты тара держат в амбаре вместе с кругами молока и хаяка. В жидкий тар часто бросают разные остатки: хрящи, кости, коренья; все это растворяется в молочной кисло те. Из тара готовят похлебку с примесью небольшого количества муки.
Хлеб в Оймяконе в 1926 году был очень дорог, и ели его только богачи. Теперь оймяконское население снабжается совершенно иначе, и государственные торговые организации завозят достаточно продуктов питания и других товаров.
Еще два дня мы едем вверх по Индигирке через обширные луга, покрытые снегом, ночуем в юртах, греемся вечером у камелька. Встаем часа в три утра, но традиционное чаепитие перед отъездом задерживает всегда до семи или восьми часов. Уехать без чаю нельзя — обидишь хозяина.
На третий день пересекаем большую реку, один из истоков Индигирки. Река уже покрыта толстым льдом.
Еще один раз ночуем в бедной юрте у озерка Санга-Кюёль и на следующий день едем уже не по наезженной дороге, а по едва протоптанной тропке — это след якутов, посланных Хари тоновым вперед, чтобы вставить ледяные окна и протопить избу у источника.
Путь к источнику лежит через большое озеро. Оно заходит длинными заливами между остатками морен и "бараньими лбами" (выступами коренных пород, обработанными ледни ком). Сейчас озеро блестит на солнце, его поверхность гладка, только кое-где виднеются трещины с вздыбленным вдоль них льдом.
Источник вытекает из моренного холма ленивой струйкой. Несмотря на то, что мороз держится ниже 40 градусов, темпе ратура источника +26 градусов, а вокруг него на камнях сосульки. Вода сильно пахнет сероводородом и на вкус омерзи тельна. Население давно лечится этой водой от ревматизма и кожных болезней, приезжая сюда, чтобы на час-два опустить в источник руку или ногу. Лечат и скот, собирая глину у источника и прикладывая ее к больному месту.
В 1926 году организация курорта у источника только начи налась. На бугре была построена русская изба, но пока что с ледяными окнами и якутским камином. Проконопачена она очень плохо, и в избе ужасно холодно: пока мы топим, возле камина всего 4 градуса тепла. Мы жмемся к огню и пьем побольше чаю.
Ночью в избе 12 градусов мороза, и у нас пропадает охота провести здесь еще одни сутки, тем более, что пробы воды из источника взяты, утесов вблизи нет и смотреть больше нечего.
Назад едем новой, прямой тропой. Собственно, это даже не тропа, а только следы копыт лошади в снегу. Я постепенно отстаю — плетка бессильна подвинуть вперед моего ленивого коня. Мичика уезжает с фельдшером вперед: они знают, что я привык находить следы и езжу без провожатых.
Наконец мне надоедает стегать коня. Я слезаю и тащу его в поводу, хотя он упирается. Тогда я пускаю его вперед, предполагая, что после длинного пути с Мичикой из Охотска по глубоким снегам конь сильно истощен.
По льду Индигирки
Болото вблизи источника в верховьях Индигирки
В Верхоянском хребте
Тяжелый подъем в ущелье реки Хандыгиf
Через некоторое время устаю брести в своих мехах по ямам и хочу сесть на коня. Но чуть только я намереваюсь схватить его за узду, конь бросается в сторону. Я останавливаюсь, он тоже и, косясь на меня, пытается сорвать верхушки трав (я при вязал узду к седлу так, что он не может наклонить головы). Тихо, едва переступая, снова подвигаюсь к нему, но когда я бросаюсь к узде, конь бьет задом.
Так бежим мы по тропе долгое время. С меня льет пот в три ручья. Я сбрасываю шарф, рукавицы, развязываю шапку, рас стегиваю полушубок и готов, кажется, постепенно скинуть все.
Когда я открываю уши, то слышу странный шум: как будто пересыпают зерно или ветер стряхивает с деревьев сухой снег. Куда ни обернусь — всюду этот шум, а между тем ветра нет и деревья не шелохнутся. Наконец догадываюсь, что это шур шат кристаллики льда, образующиеся из влаги выдыхаемого мною воздуха. Черский уже описывал этот характерный шум, он появляется при морозе ниже 50 градусов. Якуты называют его "шопотом звезд".
Совсем стемнело. Мы прошли уже около десяти километров — лошадь впереди, я за ней. Иногда ей приходит в голову уйти со следа, и тогда надо забегать кругом и гнать ее на тропку. Наконец ей это надоело, и, встретив узкий ручей вроде рва, она убегает по нему вскачь обратно. Мне это тоже надоело, и я отправляюсь один дальше по следу.
Вскоре встречаю Мичику, которого фельдшер послал мне навстречу. Мичике удается поймать лошадь, и мы едем с ним дальше.