В неизведанные края. Путешествия на Север 1917 - 1930 г.г.

Зимой, когда мы еще были в Средне-Колымске, оттуда на Олой поехал ветеринарный врач Поляков. Его задачей было изучить условия оленеводства на Олое и выяснить возможность улучшения стад чукотского оленя и разведения лучших пород ездовых оленей. Здесь, на Омолоне, мы пытаемся узнать у эве нов что-нибудь о Полякове. Никто не видел, чтобы он проезжал, и так как врач должен был выехать с Олоя по весенней в оде, то Ваня немедленно решил, что Поляков погиб.

Когда мы выехали на Колыму и выяснилось, что Поляков туда действительно не приезжал, догадки Вани превратились в уверенность, и он всем стал рассказывать о гибели Полякова, постепенно приукрашивая свой рассказ. Велико же было его удивление, когда однажды в Нижне-Колымске, встречая при бывший сверху катер, он увидел Полякова, обросшего огромной черной бородой. Поляков поздоровался с ним, но Ваня сделал последнюю попытку спасти созданную им легенду и сказал: "Я вас не признаю".

Поляков во время своей поездки долго пробыл у чукчей.

В одном из стойбищ он встретил последнего эрема чукчей — "короля", как его называли в официальных бумагах прошлого века. Это был Тынапо, сын Эгели, о котором сообщал Богораз (Тан), и внук могущественного эрема Амвраургина, с которым в семидесятых годах вел переговоры Майдель. По следний представитель этого королевского рода, съев всех своих оленей, жил в качестве приживальщика у богатого чукчи, владевшего стадом в пять тысяч голов. Поляков убедил чук чей, что власть короля Тынапо давно кончилась, и провел выборы наслежного совета. Поляков хотел вывезти с собой в Средне-Колымский музей и "облачение" короля — красный фрак, подбитый горностаем, — но чукчи не согласились: "Мы устроим музей у себя, чтобы наши дети могли видеть, как одевались наши эремы". Полякову удалось увезти только "коро левский архив", состоявший из записок духовных пастырей — колымских священников — с требованием о своевременной уплате пушнины за требы и печатных бланков с текстами при сяги на двух языках: русском и чукотском.

Ниже Большого Олоя долина Омолона довольно однообразна: она еще шире, чем раньше, и река образует в ней множество проток с бесчисленными островами. "Камни" — утесы, которые несколько разнообразили путешествие по Омолону, становятся все более редкими. Некоторые из них носят своеобразные названия, например, "Шепеткой" на левом берегу Омолона, что на местном русском языке значит "Красивый". На одном из высоких "камней" правого берега стоит старинный столб с надписью конца XVIII века. Омолон и его правые притоки уже в XVIII веке служили путем, по которому перевозились грузы на Анадырь; другой путь лежал через Большой Анюй.

Течение постепенно становится медленнее, наконец в низовьях кончаются "камни", и Омолон начинает напоминать низовья Колымы. Появляются такие же талы с массами костей четвертичных животных у их подножия. Относительно одной из тал, лежащей вблизи заброшенной заимки "Сибирь", Ваня особенно предупреждал нас, что подплывать к ней чрезвычайно опасно, — не раз бывали случаи, когда юкагиров, плывших на маленькой лодке, затягивало под эту талу и они погибали под обвалом. Тала эта тянется на два километра и представляет интересное зрелище: река бьет под нее на повороте, тала обра зует непрерывный вертикальный обрыв, основание которого все время подмывается.

В низовьях Омолона, на протяжении последних пятидесяти километров, расположен ряд заимок; на них иногда выезжают для рыбной ловли жители из ближайших к устью Омолона по стоянных заимок на Колыме.

12 июля мы выплываем на Колыму на веслах, потому что течение в устье Омолона слишком медленно, и останавливаемся у правого берега у высокой талы.

Предстоит позаботиться о дальнейшем пути до Нижне- Колымска. Снова мрачные предсказания Вани. Уже задолго до выезда на Колыму он рассказывал, что в низовьях встречные ветры часто задерживают лодку, и оставшиеся нам 140 кило метров можно будет, вероятно, пройти не меньше чем в неделю. Действительно, вскоре после выхода на реку начался низовой ветер, который задержал нас на некоторое время.

Мы воспользовались этим для того, чтобы поставить мачту для паруса и съездить на другой берег, на заимку Колымскую. В ней живут юкагиры, которые в настоящее время совершенно обрусели и не знают юкагирского языка, а говорят по-русски и по-якутски.

В середине заимки, возле сруба маленькой часовни, находится могила Черского. Раньше тут был простой крест, поставленный в 1892 году еще М. Черской. В 1929 году экспедиция

Наркомвода поставила столб с медной доской. Здесь, в вечно мерзлой почве, за Полярным кругом, лежит Черский, этот, как нам говорил один старичок в Средне-Колымске, "знаменитый экспедитор, императорских наук академик". Позже на могиле Черского был поставлен каменный обелиск.

Назад на свой берег мы вернулись в большую волну, которая здесь легко разводится при всяком ветре, так как река достигает значительной ширины. Еще целый день мы сидим на берегу, следя за колебаниями ветра, который время от времени как будто собирается повернуть и перейти в попутный.