В неизведанные края. Путешествия на Север 1917 - 1930 г.г.

В 1921 году, во время разработки графитового рудника, по Курейке курсировал пароходик "Кузнецк" с маленькой бар жой, перевозивший графит к устью. Когда мы поднимались по Курейке на "Кузнецке", после диких, безлюдных других прито ков Енисея нам сначала казалось, что мы туристы на каком- то хорошо обслуживаемом маршруте. Но это представление скоро рассеялось: ехать пришлось в трюме баржи, насквозь пропитанной графитовой пылью, и скоро наши полушубки стали совершенно черными. На первом же перекате оказалось, что капитан возлагает на нас далеко не туристские обязанности: пароходик не мог поднять по перекатам баржу, и пассажиры превратились в бурлаков и впряглись в бечеву.

Каждый поворот реки открывал все новые и новые разно цветные и разнообразные по форме утесы. Вдали от реки, на севере, виднелся Зуев Камень — высокая безлесная гора со скошенной вершиной.

Судорожно пыхтя, пароходик втаскивает баржу в "щеки" — ущелье с отвесными утесами по обеим сторонам. Забегая вперед, отмечу, что на обратном пути в этих щеках на па береге я нашел снова панцирных рыб в красно-цветных глини стых сланцах. Одна из них оказалась совершенно необыкновенной, с дискообразным панцырем — новый вид нового рода.

Вот мы и у цели: Курейка расширяется в виде озерка между отвесными стенами утесов. А там, на севере, между утесами что-то белеет, и оттуда доносится грохот. Если пробраться вдоль подножия утесов, мы увидим знаменитый водопад, или, как он скромно здесь называется, первый порог Ку рейки.

Река низвергается сначала тремя потоками между сглажен ными глыбами траппа метров на восемь почти вертикально, а потом падает еще метров на десять-двенадцать пенящимся диким потоком, неистовствующим в узкой каменной трубе. Водяная пыль, грохот, вой.

По обе стороны водопад сдавливают трапповые стены, метров в семьдесят-сто высотой; мрачная красота его исключительна.

Говорят, особенно красив водопад весной, когда огромная масса воды, на 10 метров выше ординара, падает сплошным потоком, а волны "подпорожицы" достигают высоты в шесть- восемь метров. Над водопадом — мирная картина спокойной реки, вместо утесов — пологие склоны с выходами графита в береговых террасах и немногочисленными избушками рудника. Мощная пластовая интрузия траппа своим контактом превра тила здесь пласт угля в графит, а преградив дорогу реке, создала водопад и тем самым готовый запас энергии для эксплуатации графита.

Пласт графита выходит на обоих берегах реки непосредственно выше водопада. Мощность его колоссальна, и он занимает весь береговой обрыв. Старые штольни были проведены прямо из берегового обрыва, и их заливало водой во время половодья; в 1921 году добыча велась уже из шахт, заложенных на поверхности террасы. Пройдя слой речного галечника, они входили непосредственно в пласт графита.

Стоя на берегу реки, трудно представить себе, насколько велика мощность этого пласта графита. Только если вы перенесетесь в городские условия и представите себе трех- или четырехэтажный дом, состоящий сплошь из графита, вы сможете оценить всю грандиозность этого явления природы.

В шести километрах вверх по Курейке, выше второго порога, яростно низвергающегося между скал, нас ждало не менее внушительное зрелище: весь береговой обрыв от воды до опушки леса был покрыт черными блестящими плитами — это сверкал пласт антрацита, тогда еще неразведанный и неразрабатывавшийся.

Изучив геологическое строение района рудника, мы решили сделать экскурсию вверх по Курейке. С нами пошел эвен Петр Михайлович — пожилой, маленький, сухой человек, который со бирался вскоре откочевать на осенние пастбища.

Отправив снаряжение вперед с оленями Петра, мы вышли с рудника только вечером. Впереди шел, не торопясь, легкой и свободной походкой наш проводник. Мы все больше и больше ускоряли шаг, но эвен явно уходил вперед, и приходилось время от времени делать перебежки. Когда я взглянул на часы и на карту, оказалось, что этим неторопливым шагом эвен за час про шел семь километров. В темноте мы вышли к чуму, который уже поставила жена проводника в лесу вблизи Курейки. Я с интересом рассматривал этот чум — первый, в котором мне пришлось ночевать. Мы сидели на мягких ветках; у стен темнели небольшие оленьи вьючные сумы, о которые можно опереться спиной! В середине был разведен маленький огонь, в него под кладывали узкие и длинные щепки, понемногу, ровно столько, чтобы было тепло. Костер горел спокойно и без дыма. На нем уже закипал черный чайник. Хозяин ласково угощал нас чаем с вкусным оленьим молоком, приговаривая: "Пей еще, Курей ка воды много".

Несколько часов провели мы у этого приветливого огня, расспрашивая Петра Михайловича о Курейке и о стране к во стоку от нее, где он бывал еще с Хатангской экспедицией Географического общества в 1905 году. Ровно потрескивал огонь, береста, которой был покрыт остов чума, желтела в полутьме. Рано утром мы вышли с этой ночевки. В трех километрах выше второго порога миновали третий порог Курейки, менее грозный, чем первые два.