Читаем В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945 полностью

У ограды поля шла проселочная дорога, по которой добирались до города на рынки сельские жители. С разрешения часовых пленные, как всегда, выставили котелки и другую «тару» для подаяний. Группы, работавшие с морковью, захватили с собой и этот «деликатес», но всего по одной штуке – взять больше часовые не разрешили. Конечно, все ели морковь и во время работы. Продукты, «раздобытые» на поле, обеспечили мне еще трое суток относительно сытой жизни. На два дня хватило и махорки. В дальнейшем я не смог больше поработать в городе.

Новое в тюремной жизни случилось 3 октября. В этот день почти никого не отправили работать в город, а надзиратели объявили, что сегодня состоится регистрация всех рядовых, включая ефрейторов, сержантов и старшин, содержащихся в тюрьме. Регистрация началась сразу после завтрака и затянулась до самого ужина. Каждого подводили к столу, за которыми сидели писаря. Регистрировали только ходячих пленных, присваивая им порядковый номер, который состоял из длинного ряда цифр. Спрашивали фамилию и имя (отчество не учитывали), место и год рождения, место проживания, военное звание и род войск. Я на всякий случай сказал, что мне 18 лет, но не скрыл, что был рядовым и артиллеристом, а до войны являлся студентом.

Обитателям нашей камеры удалось пройти регистрацию лишь к ужину, из-за чего он совместился у нас с обедом. Перед уходом к ночному сну мы все вместе прогулялись по тюремному двору, обсуждая возможные причины и последствия проведенной в этот день «капитальной» регистрации и отнесения при ней каждого пленного к определенной группе. Коллеги вспомнили, что их уже регистрировали один раз, но очень бегло, в следующий же день после прибытия в тюрьму (а я тогда, как отмечал выше, этого избежал из-за срочного ухода в лазарет вследствие внезапного сильного заболевания).

4 октября после завтрака надзиратель объявил, что обед сегодня состоится раньше обычного или его и вовсе не будет, так как к вечеру отправят в Германию. Перед выходом из тюрьмы нас обыскали и отняли длинные ножи и ножницы, опасные бритвы, гвозди и другие острые предметы, а также спички и советскую литературу и некоторые другие вещи, недопустимые для ввоза на территорию Германского рейха.

У некоторых пленных осматривали кожу на руках и ногах – нет ли признаков какой-либо заразы. Подозрительного человека представляли стоявшему рядом врачу.

Меня обыскивал молодой, холеный русский полицай. Он обшарил вещевой мешок, но ничего из него не изъял. Затем заставил вынуть из карманов документы, при этом он особенно пристально рассматривал студенческий билет, но никаких вопросов мне не задал. Потом он взял в руки институтскую зачетную книжку, на последних страницах которой я написал карандашом адреса друзей. Он явно не знал, что с ней делать. Но эти записи позволили мне убедить полицая, что эта книжка стала теперь для меня блокнотом и никакой опасности она не представляет. Обыск закончился тем, что полицай все же отнял у меня перочинный ножик, подаренный мне Вартаном, и мои брезентовые сапоги, вместо которых бросил мне под ноги чьи-то почти развалившиеся ботинки. Но это было уже слишком. Поэтому я отчаянно закричал по-немецки главному фельдфебелю: «Господин офицер, он отнял мои сапоги, я же не могу ехать в Германию босиком!» Немец подошел к нам, перекинулся со мной несколькими словами, задав обычные вопросы, и тут же приказал полицаю вернуть сапоги.

После того как обыск и осмотр пленных закончились, один из представителей тюремного начальства объявил через переводчика, что всех, кто прошел контроль, сегодня же отправят в Германию, и поздравил нас с этим «событием». Он пожелал нам счастливого пути и успешной работы на новом месте ради быстрого окончания войны и благополучного возвращения на родину. Всем отъезжающим выдали надвое суток примерно по 400 граммов хлеба.

Нашу колонну сопровождали до вокзала более 20 конвоиров, в большинстве русские и украинцы. Это были добровольцы хиви, вооруженные советскими винтовками. Лишь несколько конвоиров впереди и сзади колонны были немецкими солдатами и имели автоматы. Когда колонна проходила мимо деревянных домиков, двое молодых пленных быстро выскочили из строя и скрылись между постройками. Конвоиры не сразу опомнились, но все же побежали вслед, постреляли из винтовок, но вернулись ни с чем. После этого они обозлились и начали грубо подгонять отстававших пленных прикладами винтовок, громко ругаясь нецензурными словами. Больше попыток побега уже не было.

На железнодорожном вокзале уже стоял поезд, состоявший из паровоза и, кажется, 14 товарных и 2 пассажирских вагонов. Нашей группе достался один из средних вагонов. Вагон был французским, доставленным немцами на Украину из оккупированной Франции.

Перейти на страницу:

Все книги серии На линии фронта. Правда о войне

Русское государство в немецком тылу
Русское государство в немецком тылу

Книга кандидата исторических наук И.Г. Ермолова посвящена одной из наиболее интересных, но мало изученных проблем истории Великой Отечественной воины: созданию и функционированию особого государственного образования на оккупированной немцами советской территории — Локотского автономного округа (так называемой «Локотской республики» — территория нынешней Брянской и Орловской областей).На уникальном архивном материале и показаниях свидетелей событий автор детально восстановил механизмы функционирования гражданских и военных институтов «Локотской республики», проанализировал сущностные черты идеологических и политических взглядов ее руководителей, отличных и от сталинского коммунизма, и от гитлеровского нацизма,

Игорь Геннадиевич Ермолов , Игорь Ермолов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное