В непосредственной близости

— Мне пришло в голову, что у вас, вероятно, был случай составить мнение о характере мисс Чамли.

— У нее его нет.

— Простите?

— Какой у нее может быть характер? Она еще школьница, мистер Тальбот.

— Мисс Чамли…

— О школьницах у меня нет никакого мнения. От них нечего ждать понимания, сочувствия или еще чего-то. Они как флюгер на ветру. Да вот хотя бы мои сестры — если бы не матушка, они бы сбежали с первым же встречным в мундире.

— Мисс Чамли уже не школьница.

— Она хорошенькая, признаю, веселая, с зачатками ума…

— С зачатками?!

— Послушная…

— Мистер Бене!

— А что такое?

— Лейтенант Деверель теперь на «Алкионе», а он отъявленный…

— Задира, мистер Тальбот? Мне он не понравился, хоть я его почти не знаю.

— Мистер Аскью сказал мне… Мистер Аскью сказал, что Джек-красавчик…

— Во всяком случае, это ему я обязан своим прискорбным изгнанием.

— Но, мистер Бене, простите — «изгнание»? Вы, похоже, счастливы. Ваше непринужденное обращение, само выражение лица — столь радостное, сэр…

Лейтенант Бене был, казалось, удивлен и недоволен. Он надел зюйдвестку.

— Неужели вы серьезно, мистер Тальбот! Я — и счастлив?

— Прошу прощения!

— Будь я человеком ограниченным, мистер Тальбот, я бы завидовал вашему положению. Вы влюблены в мисс Чамли, не правда ли?

— Конечно.

Лицо у лейтенанта Бене было мокрое, но не от слез, а от дождя или от брызг. Золотые кудри метались по лбу. Подзорная труба у него под мышкой казалась настолько неотъемлемой частью всей фигуры — как моряка, так и человека, — что, когда он вдруг выхватил ее и взбежал обратно на шканцы, это выглядело как если бы он вытянул еще одну конечность, которая прежде была сложена, словно у насекомого.

Лейтенант направил трубу на горизонт. Затем обратился к Камбершаму, и некоторое время оба джентльмена держали подзорные трубы, параллельно их направив и ухитряясь при этом все время стоять прямо, чем вызвали мое восхищение. Мистер Бене сложил трубу и бегом возвратился ко мне.

— Китобойное судно, мистер Тальбот. Они не подойдут, даже если дать сигнал бедствия.

— Мистер Бене, вы сказали — «завидовать вашему положению»?

— Я о письме, сэр. Мне следовало передать его вам в руки, но вы хворали. Я отдал вашему слуге.

— Виллеру?

— Нет, не ему, другому. Эй, вы там! Не сводить глаз с горизонта, не то шкуру спущу! Даже не сообщил о судне!

Этот рев, весьма напоминающий рык капитана Андерсона, исходил, однако, от лейтенанта Бене. Откинув голову, он обратился к верхушке того, что осталось от грот-мачты, а затем повернулся ко мне и продолжил обычным своим голосом:

— Вот полоумный! Думаю, мы еще с вами увидимся.

Лейтенант поднял руку, отдавая салют, и прежде чем я успел ответить, поспешил вниз по трапу. Я так же проворно вбежал в коридор в поисках Филлипса. Он явился и, когда я потребовал письмо, шлепнул себя ладонью по голове, укоряя ее в том, что она дырявая, ровно решето. Но я-то болел, а ему, мол, нужно успевать и туда и сюда… Я нетерпеливо его слушал и наконец отослал прочь, искать письмо, на что ему потребовалось немалое время. Это дало мне возможность предвкушать, какие бесценные сокровища содержатся в послании. Длинное письмо от мисс Чамли, написанное бессонной ночью после бала! Или быть может, признаваясь в своем чувстве еще более откровенно, чем я, она передает мне свой дневник — куда более искренний, чем мой, ибо выражение моих чувств ограничивает обычная мужская сдержанность. Тут и трогательный рассказ о смерти любимой матушки, и засушенный цветок из садов Уилтон-хауса,[30] и подкупающе непохожий портрет ее старенького учителя музыки! Ох уж этот оптимизм и фантазия молодого влюбленного! Сие состояние души подогревает все чувства, подобно тому, как греется вода в котелке над огнем. Но Филлипс, хоть и искал долго, вернулся с письмом слишком рано; оно оказалось маленькое, тоненькое, на дорогой бумаге, и так сильно надушено, что я сразу все понял, и у меня упало сердце. Как глупо — я ждал чего-то большего, а это оказалась всего-навсего записка от «самой восхитительной из женщин» (по мнению лейтенанта Бене)!

Я поспешил к себе в каморку.

— Убирайся отсюда, Виллер! Убирайся!

Я развернул послание. Накатила удушливая волна аромата — пришлось утереть слезы.

«Леди Сомерсет с наилучшими пожеланиями мистеру Эдмунду Фицгенри Тальботу. Леди Сомерсет дает дозволение на переписку между ним и мисс Чамли, под наблюдением леди Сомерсет. Предполагается, что мистер Тальбот не будет иметь притязаний на большее, чем обмен дружескими письмами, и что переписка заканчивается или прерывается по желанию любой из сторон".