В непосредственной близости

Освещалось все это, насколько я понял, нижним рядом кормовых иллюминаторов.

— Но ведь здесь могли бы уместиться все офицеры, а пользуются этим помещением только трое — вы, Камбершам и Бене.

Он молча распахнул одну из дверей, за которой оказалась пустая койка; на тонком матраце лежали свернутые одеяла.

— Это — для меня?

— Ненадолго.

— Ну и теснота!

— А чего вы ожидали, мистер Тальбот? Это помещение вполне устраивало вашего друга Девереля и так же устраивает вашего нового друга Бене. Оно предназначено, сэр, для простых лейтенантов, для бедняг, не имеющих никаких видов на будущее, никаких надежд; для людей, которых в любой момент могут вышвырнуть с места, чтобы заменить…

— Дорогой мистер Саммерс!

— Не спорьте, сэр. Теперь, когда вы нашли новый объект для вашего покровительства, я могу говорить с вами без излишней щепетильности.

— Моего… чего?

— Покровительства, которое вы мне обещали, но которого лишили, как видно из…

— Да о чем вы?! Здесь какое-то ужасное недоразумение! Никогда я не обещал вам покровительства, ибо просто не в состоянии его оказать!

Старший офицер коротко и зло рассмеялся.

— Понимаю. Что ж, неплохой способ покончить с делом. Вот так. Значит, все теперь ему.

Я ухватился за дверь, чтобы очередной прыжок судна не швырнул меня через всю кают-компанию.

— Кому — ему?

— Мистеру Бене.

— Вы говорите загадками. Какое мистер Бене имеет к нам отношение? Откуда вообще вам взбрела мысль, что у меня в кармане завалялась для кого-то должность?

— Так вы не помните? Или вам удобнее забыть?

— Лучше бы вам объясниться. Что именно я сказал и что я вам обещал?

— Если вы забыли, то напоминать мне неловко.

— Последний раз — пока у меня голова не лопнула — о Господи! Последний раз спрашиваю: объясните вы мне наконец, что я такого сказал?!

— В вашей старой каюте, когда мы говорили о Колли, я сказал: «У меня нет покровителя». Вы тут же ответили: «Не будьте так уверены, мистер Саммерс!». Это ваши слова — отрицайте, если хотите!

— Но это же не предложение покровительства! Я лишь хотел выразить свое уважение, искреннее желание завязать с вами дружбу. А оказывать вам покровительство — это настолько же выше моих возможностей, насколько недостойно вас.

— Не продолжайте. Я ошибся в нас обоих. Желаю вам хорошего дня.

— Мистер Саммерс! Вернитесь!

Долгая пауза.

— Зачем, сэр?

— Вы меня вынуждаете… Однако же, какая конфузия! А корабль — вот черт! — может утонуть. Что за смехотворное положение для нас обоих! Но хватит об этом. Дневник, который я вел для крестного и в котором, по-вашему, нет ничего, кроме жалоб на капитана, — прочтите его, если вам угодно. Этот дневник ляжет перед крестным, перед титулованной особой, имеющей большое влияние в правительстве. Он прочтет каждую страницу. Возьмите его, сэр, разрежьте парусину, прочтите все до последнего слова. Я… Вы найдете там настоящий панегирик в вашу честь. Едва ли есть страница, на которой ваше имя, поступки, ваш характер не упоминались бы со словами уважения, и, смею сказать, восхищения и преклонения. Это все, что я мог для вас сделать — и сделал.

Повисла долгая пауза. Мы не смотрели друг на друга. Наконец Чарльз хрипло произнес:

— Что ж, мистер Тальбот, теперь вы знаете, что я недостоин ни вашего восхищения, ни вашей заботы.

— Не говорите так!

Мы стояли друг перед другом. Каждый из нас привычно упирался в пол распрямленной ногой, постоянно сгибая и разгибая другую. Несмотря на серьезность разговора — или же именно потому, — я остро ощущал комичность ситуации, но сейчас не время было это показывать. Мистер Саммерс заговорил дрожащим от волнения голосом:

— У меня нет семьи, мистер Тальбот, и жениться я не намерен. Но я способен на сильную и глубокую дружескую привязанность. Люди, как и канаты, имеют предел прочности. Потерять ваше покровительство, видеть, как более молодой человек, имеющий все преимущества, которых я лишен, поднимается на ступень, куда у меня нет надежды…

— Постойте, постойте! Если бы вы только знали о моей низости, о попытках плести интриги… Не говоря уж о самолюбии, которое я теперь воспринимаю… Я и сам не могу сказать как. По сравнению с вами я жалок — вот как обстоит дело. Я почту за величайшую честь ваше согласие продолжить нашу дружбу.

Он неожиданно шагнул вперед.

— Это больше, чем я смею надеяться — или заслуживаю. О, у вас совершенно измученный вид, сэр! Не расстраивайтесь так. Тучи рассеются. В последнее время вам выпало столько тягостных испытаний! Боюсь, своим поведением я прибавил вам забот.

— Я слишком многое узнал, вот в чем дело. Мужчины и женщины… Только не смейтесь — я намеревался благоразумно и рассудительно наблюдать за их природой со стороны, однако мои сношения с вами… И с ней, и с беднягой Виллером… Прошу вас, не обращайте внимания, эти невольные слезы — результат многочисленных моих ушибов. Господи, человек, который…

— Сколько вам лет?

Когда я ответил, он воскликнул:

— Всего-то?!

— А что вас удивляет? Сколько же мне лет, по-вашему?

— Я думал — больше. Гораздо больше.