В ночь большого прилива

«А если это опять Клоун?» — подумал я. Но не очень испугался. Теперь казалось, что жуткая встреча с Клоуном произошла давным-давно. Потому что слишком уж неестественный был случай. Как страшный сон, от которого просыпаешься среди ночи и минуту лежишь, замерев, а потом... потом страх быстро тает и все делается, как всегда. Слышишь: часы пощелкивают, Дуплекс чешется за открытым окном, в своей будке; бабушка вздыхает и кашляет наверху. Все настоящее, привычное, и места для страха в этом мире просто нет.

Может, и сейчас был сон? Или чья-то глупая шутка?

Но кто из взрослых будет так шутить? На запястьях до сих пор следы от жестких браслетов...

А если не взрослый? Если Клоун — это мальчишка большого роста: в ширину да в высоту вымахал, а ума не набрался!

А магнитные браслеты?

И шмель!..

Я опять задрожал как от холода, и оглянулся. Но кругом было солнце. Мимо пробегали беззаботные мальчишки и девчонки. Проехал по аллее фанерный автомобильчик на велосипедных колесах, в нем хохотали трое малышей, одетых поросятами, и щелкал пластмассовой челюстью косматый волк.

Я потрогал карман: ампула с искоркой была на месте. Я вздохнул, потер запястья и пошел на нашу полянку. Там я сел, привалился спиной к каменному гному и стал думать, как все объясню Юрке.

Юрка пришел очень быстро. Сердитый. У него опять была до крови ободрана нога.

14 В ночь большого прилива

— На тим же месте, — зло сказал он. — Заколдованное оно, что ли? Там, где эта дурацкая фигура с веслом стоит... Платок есть?

У меня, к счастью, был: мама утром положила в карман. Я молча протянул платок Юрке. Он стал промокать им кровоточащие царапины. А сам все оглядывался, прислушивался к рокочущим вдали барабанам. И понял, что он еще всей душой там, в блестящем строю барабанщиков, где свой строгий праздник, своя красота, своя жизнь. И ще для меня места нет...

— Ну? — сказал наконец Юрка.

— Там... какой-то псих. Клоун... Пристал и говорит: «Подари искорку»... Хотел отобрать...

— Но ты не отдал? — вскинулся Юрка.

— Нет, конечно! Только он...

Про что сперва рассказать?. Про шмеля? Юрка презрительно дернет щекой: — «Опять козявки испугался...»

Надо все по порядку. Но Юрка нетерпеливо смотрит назад.

Он сказал недовольно:

— Подумаешь, Клоун! Что ты так его боишься?

Он решил, что я испугался мальчишки с улицы Речного флота! Там есть один такой вредный тип, семиклассник по кличке Клоун.

— Да не тот! Этот гораздо больше!

Юрка сморщил лоб.

— А откуда этот клоун узнал про искорку? Ты, наверно, болтал направо и налево?

— Ты, наверно, сам болтал! — взвился я. — Вместе с Ян-кой!

— Чего ты на Янку-то зря... — хмуро сказал Юрка.

— Потому что...

«Потому что Янку ты выслушал бы до конца. Не дергался бы от нетерпенья». Но я не стал это говорить. Отвернулся.

— Знаешь что? Давай искорку мне, — предложил Юрка. — А, черт... На этой дурацкой форме ни одного нормального кармана.

Он врал: форму дурацкой он не считал, она ему нравилась. Но был он в ней не такой, как в прежние времена. Не тот сердитый, насмешливый, но все равно лучший друг Юрка. Другой...

— Не дам я тебе искорку. Не ты зажигал, — тихо сказал я.

Юрка не разозлился. Миролюбиво посоветовал:

— Тогда спрячь дома. А к трем часам принеси в вагон. Там разберемся.

— Сам знаю, — буркнул я.

— Эх ты, Гелька ты Гелька... — вдруг вздохнул он.

Я вскинул глаза. Потом встал.

— Ты еще скажи «Копейкин»...

Юрка быстро улыбнулся:

— Не скажу... Ну, до встречи в «Курятнике».

Он положил мя~ый платок на голову гнома и ушел с поляны. Я подумал и медленно двинулся следом. Просто не знал, что делать. Шагов через десять я увидел на тропинке барабанную палочку. Поднял ее, покачал в руке — легонькую, точеную.

Юркина? Потерял? Как же барабанщик без палочки?

Я выскочил на аллею, кинулся вдоль цветников туда, где не умолкали барабаны. Что-то зацепило мою ногу, я полетел и плашмя проехался по мелкому гравию.

Вскочил...

За что я запнулся? Ничего на аллее не было, ровненько все... Кажется, кто-то хихикнул. Я со злостью огляделся. Но кругом ни души. Только гипсовый гребец-физкультурник стоял на покрашенном белилами постаменте. Он небрежно изогнулся, опираясь на тонкое весло. Смотрел поверх деревьев и — мне так показалось — нахально улыбался белыми губами.

«Ах ты, гад!» — Я от досады и от боли просто взбесился. И с размаха швырнул в болвана палочкой.

Палочка пошла странно — петлями, как бумеранг. Но попала! Головкой клюнула гребца в плечо. И... он треснул!

По гребцу разбежались черные щели, упало весло с отвалившейся рукой, посыпались куски гипса. Часть шеи вывалилась, и открылся железный стержень.

Я перепуганно мигал несколько секунд, потом рванул через клумбы — подальше от места преступления! Не хватало еще, чтобы меня поймали за разбивание скульптур! Как Ерему.,.

Кто же знал, что этот гипсовый дурак такой хилый?

Я остановился у фонтана с чугунными цветами и каменными лягушками. Сел на край бассейна, вытащил платок с бурыми пятнами, промыл ссадины на левом локте. И подумал, что мне еще повезло: я пострадал меньше Юрки.

А пробирка не разбилась?