В ночь большого прилива

Ни один ученый не смог бы изобрести такую моментальную почту!

Гелька что-нибудь писал на обороте Глебовых листов — и это письмо тут же появлялось у Янки. Писал Янка — и сию секунду читал это Гелька. У них стало обычным делом так переписываться. Правда, потом спохватились: бумагу надо беречь. Стали писать мельче, экономнее, уже не баловались рисунками. Каждый вечер они вешали на гвоздик у кровати листы с одинаковым номером, чистой изнанкой наружу. Утром смотришь: вдруг начинают бежать по бумаге торопливые строчки:

«Гелька, привет! О Юрке ничего не слыхать? Я его сейчас видел во сне. И Глеба... Гелька, прихвати в школу элементы для вычислителя, у меня сели. И ручку для Васьки, а то он растерял свои, и Алешкины, и мои...»

Такие письма были в прежние дни. А что напишет Янка сейчас?

С этой мыслью Гелька открыл глаза. Было еще рано. Утро за окном начиналось бледное, серенькое. Гелька поежился. В открытое окошко тянуло холодом. Настоящая осень пришла?

Лист четко белел на узорчатых обоях. Он был чистый. Гелька натянул до носа одеяло и невесело ждал, когда на листе появятся слова. Появятся же, Янка обещал...

И вот потянулась цепочка букв. Гелька сел. Темнокрасные строчки бежали коряво, торопливо:

«Гелька, прощай! Мы не успеем повидаться. Я улетаю,

я чувствую. Это раньше, чем я ждал. Наверно, те два кусочка жизни, которые мы отдали искоркам, меня так сильно торопят. Не осталось ни минуты. Гелька, порви...» Гелька всхлипнул и рванулся к столу за фломастером.

ВЕТЕРКИ

1

... — Юрка, — сдавленно сказал Глеб.

Яр каждым нервом ощутил это слово, и прошла по каждому нерву резкая электрическая боль. Он остался неподвижным. Но мысленно он рванулся вперед — чтобы увидеть вплотную, разглядеть до последней черточки живое лицо сына. Юрка встретился с ним влажными, полными беды и упрямства глазами, медленно отвернул лицо, вскинул палочки выше прежнего и пропал за желтым языком огня.

Яр почувствовал, как Глеб сказал — одними губами, но уже твердо:

— Тихо, Яр. Все — потом.

Да. Все потом. Когда не будет Магистра. Чтобы Магистр ничего не понял, ничего не узнал. Врагу нельзя давать лишнюю ниточку. Сиди и молчи...

Изображение опять качнулось, мелькнули фигуры в коричневых шлемах, похожих на каски строителей. Стал виден фундамент башни, береговые камни, прибой над ними. С башни быстрыми тенями срывались тонкие мальчишечьи тела, не долетали до земли и пропадали, косо рванувшись в сторону. Теперь все это виделось нечетко, раздерганно. Картинка металась: то камни на ней, то волны, то мелькающий полет мальчишечьих силуэтов. То очень синее небо с белым облаком — таким спокойным и ласковым.

Яр отчаянно хотел увидеть Юрку еще раз. Сначала просто увидеть. А потом уже что-нибудь понять. Он даже не пытался разобраться в сумятице мыслей, они рвались на клочки: «Где?.. Как это случилось?.. Что с ним?.. Он — ветерок?.. Почему Глеб говорил: он вернулся?.. Какое странное лицо! Нет, не странное, знакомое... А это правда Юрка?.. Я же знаю, что Юрка!»

Фильм кончился, и было странно, даже дико видеть вместо живых мелькающих картин лаковый черный поднос и намалеванные на нем цветы.

— А дальше? — бесцветным голосом спросил Яр.

— Это все, — сказал Магистр,

Яр ощутил маленькую и твердую ладонь Игнатика. Пальцы Игнатика слегка надавили ему на плечо сквозь толстое сукно пиджака: «Держись, Яр. Мы здесь, Яр». Яр чуть заметно шевельнул мускулами плеча: «Да, Тик. Я держусь».

Чита неожиданно резким голосом спросил:

— И зачем же вы нам это показали, Магистр?

— Вы сами хотели, — отозвался Магистр и вежливо повернул к Чите аккуратную профессорскую голову. — Это была иллюстрация.

— Иллюстрация чего⁷. — спросил Чита.

— Какие же вы сволочи, — тихонько сказала Магистру Данка.

Магистр приподнял седые брови.

Глеб откинулся на стуле и сухо задал вопрос:—

— Вы что же, хотели нас напугать?

— Пожалуй, нет, — с доброжелательной задумчивостью ответил Магистр. — Я просто пытался 6ытф предельно откровенным. Откровенность — залог будущего союза.

— Вы все еще надеетесь на союз? — очень серьезно спросил Глеб.

— Да, Глеб Сергеевич.

— После того, что показали?

— А что я показал? То, что было. В конце концов, мальчики сами виноваты, и это была необходимая акция. Взрослых можно убедить, можно напугать, а дети... это же > гг с гори я, не поддающаяся логическим схемам.

— Вашим схемам, — глухо сказал Яр и опять ощутил пальцы Тика. — И поэтому вы решили их сжечь. Непод-

,*.т4ЦИ'ХСЯ.

— Ну что вы, в самом деле, Ярослав Игоревич! Никто же из них не погиб! Улетели. Превратились в этих... в ветерков. Тоже форма существования разумной жизни.

— Не все превратились, — сказал Игнатик. — Не врите.

«Не все! — ахнул про. себя Яр. — А Юрка?»

— Я не вру, мальчик, — терпеливо сказал Магистр. — Вы видели сами.

— Повторите фильм! — жестко потребовал Игнатик. Яр никогда не слышал у него такого голоса. — Повторите! Самый конец.

— Это невозможно.

— Повторите, Магистр, — сказал Глеб.

— Но это невозможно, уверяю вас. Я очень устал.

— Он врет, — сказал Игнатик. — Ладно, я запомнил, Я повторю.