В ночь на Ивана Купала

В тот же миг исчезло всё: Лыбедь, другие девушки, костёр, кувшин с колдовской водой.

— Постой! — вскричала Мадина в темноту ночи. Но лишь ветер вздохнул утомлённо. Впрочем, не так уж было и темно: красные лисицы на платье Мадины сияли рубиновым светом.

Решив уже ничему не удивляться, тем не менее произнесла вслух почти жалобно:

— И что же мне делать?

— Первым делом — сплести венок. Что это за мавка в Купалу да без венка? — раздался рядом чей-то бархатный голос. Мужской.

— Кто это? — испугалась отчего-то Мадина.

— Это я, Рычет, — из-за куста с невероятной грацией вышел — нет, выплыл — лис. Чёрно-бурой масти, с лоснящейся в рубиновом свете шерсти. — Готов помочь тебе, Заряна, в поисках, чем смогу, — он вежливо, но с лукавым взглядом склонил голову набок.

Если Мадина до этого ещё кое-как держалась на ногах, то теперь так и села. Точнее, плюхнулась со всего размаху в мягкую траву. Лис засмеялся, тут же отбросив напускную вежливость.

— Давай собирай цветы, плети венок. Без венка цветок папоротника никогда тебе не покорится.

Мадина недовольно покосилась на своего «помощника», который улёгся под одной из берёз, явно не собираясь помогать. Насупившись, она попыталась подняться с земли, ухватившись за какой-то сорняк.

— Стой, не трогай! — вдруг завопил Рычет, подскочив на месте.

— Поче… — недоумённо проворчала Мадина, отдёргивая руку от растения.

Но было уже поздно: она успела его коснуться. Мадина ничего не почувствовала. Но Рычет беспокойно заметался, ворча под нос:

— Угораздило же… Хорошо, что ночь… Не так опасно…

— Что ты там бормочешь? — не выдержала Мадина.

Рычет перестал суетиться и замер. Только пышный хвост выдавал его чувства: вытянувшись в струнку, едва заметно подрагивал. И костра не нужно было, чтобы это увидеть — рубиновые лисицы горели очень ярко.

— Вот скажи мне, как ты вот так запросто могла вцепиться в борщевик? — преувеличенно вежливо поинтересовался лис.

— Во что?

Во взгляде Рычета промелькнуло удивление.

— Как, ты этого не знаешь? Что же ты за мавка такая! Без венка, в растениях не разбираешься…

Мадина почувствовала раздражение.

— Сделай милость, поясни: с чего ты взял, что я мавка? — потребовала она.

— Если тебе по нраву зваться русалкой, так и скажи…

— Я не русалка! Я живой человек!

— Да ну? — усомнился лис.

Мадина наконец вскочила с места, готовая… Она даже сама не понимала на что. Хорошенько пнуть этого говорящего оболтуса? Или затопать и заорать? Внезапно тыльную сторону правой руки будто обожгло огнём. Мадина вскрикнула от боли.

Лис приблизился к ней и ткнулся мордочкой прямо в её ладонь.

— Поверить не могу! — прошептал он. — Борщевик-таки обжёг тебя!

— И не верь! Сказал бы лучше, как боль унять, — огрызнулась Мадина.

— Иди за мной, — вздохнул Рычет с видом обречённого.

Он повёл Мадину к воде, которую та заприметила ранее. Большая вода оказалась небольшой речушкой, которую можно было перейти вброд. Лис подвёл её к самому краю песчаного бережка и велел опустить ладонь в реку.

— Это должно помочь, — с сомнением сказал он.

Мадина присела и опустила руку по локоть в воду. Спустя минут пять она почувствовала, как боль утихает, словно это река вымывала её из тела Мадины. Уже через минуту боль окончательно ушла. Она вынула руку и поглядела на ладонь. Никакого следа от ожога. Ничего.

— Как странно… — вновь забормотал Рычет. — Кто ты такая? Будь ты мавкой, ну ладно, русалкой, борщевик сжёг бы всю твою ладонь. Она просто бы обуглилась. Вместо этого он просто обжёг тебя как человека или животное. Но если бы ты была человеком, река не смогла бы исцелить тебя. А вот русалку родные воды — да, исцелили бы. То есть ты и русалка, значит, мёртвая и живая одновременно.

— Что ты городишь? — испуганно посмотрела на него Мадина. — С чего бы я была мёртвая?

— Собирай цветы! — отрывисто гавкнул лис. — Собирай и плети венок! Иначе упустим шанс отыскать Цветок!

Мадина заозиралась, подстёгнутая ворчливым помощником. На берегу речки росло достаточно цветов, отдыхающих от дневного зноя. А лисички на подоле платья горели ярко, поэтому вскоре у ног Мадины лежала целая охапка цветов и душистых трав.

Пока она собирала, а затем плела, успела рассказать Рычету о том, как проснулась от ярких огненных всполохов, как услышала чей-то зов, слышимый только ей, как сделала пять шагов, борясь с напавшим сном, как очнулась на здешней поляне и увидела кувшин с колдовской водой, как напилась из него…

Лис внимательно слушал и кивал, думая о чём-то. А сама Мадина вдруг вновь вспомнила напутствие: «Заснёшь — уже не проснёшься», от которого сердце отчаянно встрепенулось. Она заснула или проснулась? Ни живая ни мёртвая… Что это всё значит? Рычет точно что-то такое знал, но станет ли он делиться с ней своими мыслями?

Но вот венок сплетён. Широкий, душистый.

— Что теперь? — Мадина держала в руках венок и с упоением вдыхала терпкий аромат трав.