- Итак, разделимся, - сказал профессор Левин. - Со мной идут Васюкова, Бочкин, Баранов, Грибанов, Головко, Дубровина, – перечислял он фамилии студентов. - Дмитриченко, Ежов, Ершова, – продолжал он, - отправятся с Семёном Логиновым, а все остальные, кого не назвал, - с Таном.
Мою фамилию не назвали. Я пойду с ним! – пронеслось в голове. С одной стороны, обрадовалась, так как могла его видеть и наслаждаться этим присутствием. Но, с другой, я боялась его, боялась демонического взгляда, под чарами которого становилась беззащитной заложницей своих чувств.
- Пойдёмте! – коротко сказал Тан, при этом, даже не взглянув в мою сторону.
Мы поднялись по лестнице на второй этаж музея.
Тан шёл впереди. Сегодня он был в строгом чёрном костюме, идеально подчёркивающим его прекрасно сложенную фигуру. Первая пуговица его белоснежной рубашки была расстёгнута. Так и хотелось вытянуть шею и посмотреть на то место, откуда начиналась крепкая, по-настоящему мужская грудь. Волосы были гладко зачёсаны назад. Смотреть на него было одно удовольствие.
- Итак, мы находимся в зале Османской империи, - начал он свой рассказ. - Перед вами точные копии экспонатов музея Топкапы в Стамбуле, сохранившиеся до наших дней некоторые вещи, принадлежавшие различным султанам могучей державы, начиная с Мехмеда Завоевателя.
Я стояла как заворожённая, не могла оторвать глаз от рассказчика. Тан с таким чувством и эмоциями рассказывал о жизни во дворце, будто всё это сам переживал.
Все студенты слушали его, затаив дыхание и ни разу не перебив.
В конце своего рассказа он спросил:
- Есть вопросы?
Смирнова, которая, к несчастью, оказалась в одной группе со мной, подняла руку:
- У меня вопрос.
- Какой же? – Тан вытянулся в струнку.
- А вы знаете имена всех турецких султанов?
- Да, разумеется.
- А это правда, что султаны очень страстно любили своих жён?
- Так говорят.
- А ещё вопрос можно задать? – не унималась Смирнова.
- Слушаю.
- А что вы делаете сегодня вечером?
Зал Османской империи наполнился смехом. Как же она меня бесила в тот момент! Так и чесались руки!
Тан же серьёзным голосом, не отвечая на заигрывания Смирновой, произнёс:
- Сегодня вечером я делаю то же самое, что и вчера. Но моя личная жизнь вас никоим образом не касается. У вас есть десять минут посмотреть ещё раз экспонаты, и мы направимся в другой зал, - обращался он уже ко всем.
Смирнова, явно не ожидавшая такого ответа, позеленела и, поняв, что надеется ей больше не на что, сняла маску роковой красотки.
Все разбрелись по залу, с интересом разглядывая одежды султана и наряды наложниц. Я же осталась одна. Генка и Света в мою группу не попали, поэтому я чувствовала себя одинокой. Одинокой чувствовала себя и потому, что «султан моего сердца» не обращал на меня никакого внимания, несмотря на то, что я весь день не сводила с него глаз. И сердце моё болело.
Вот и сейчас, он исчез с поля зрения, а я так хотела поговорить с ним о вчерашнем.
Я направилась к окну, прекрасным видом на утренний город надеялась себя успокоить. Но до окна не дошла. Меня привлекла висевшая на стене необычная картина. Она абсолютно отличалась от остальных: портретов грациозно восседающих на тронах султанов, картин, изображающих быт во дворце и сражения на поле боя. Рядом с сими отголосками древней могучей державы висел абсолютно не сочетавшийся с ними портрет волка. Хищник с блестящей голубоватой шерстью и янтарными глазами, светившимися ярким блеском, выл на луну, освещающую всю картину.
Он был благороден и красив, и чем-то напоминал нашего волка с Иван-царевичем на спине. Его глаза были грустные и походили скорее на человеческие, чем на глаза свирепого хозяина леса.
Я стояла, заворожённая картиной, и мне казалось, будто в тот самый момент волк смотрит прямо на меня. На душе стало тревожно, но я не могла сойти и с места, будто околдованная им.
- Понравилась картина? – раздался позади меня голос.
Я узнала этот голос сразу. Но не обернулась, боясь один на один оказаться с виновником той самой боли в моём сердце.
- А кто на ней? – с дрожью в голосе спросила я.
- Бозкурт, - спокойно ответил Тан.
- Бозкурт?
- Небесное существо, в которое верили древние тюрки.
Я обернулась. Тан стоял в полуметре от меня, скрестив руки перед грудью, и так же внимательно рассматривал картину.
- Так это не волк? – смотрела я на Тана.
- Сын человека и волчицы, - не отрывая свой взгляд от картины, ответил он.
- И во что же они верили? Тюрки?
Тан перевёл свой взгляд на меня, посмотрев прямо в глаза. Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Тот же спокойно ответил:
- Бозкурт мог принимать и человеческое обличие. Он спускался с неба всякий раз, когда тюркский народ нуждался в помощи, и помогал.
- Так он, выходит, хороший? Я думала, что оборотни все опасны и жестоки, - эта история всё больше интересовала меня.
- Бозкурт не оборотень. Скорее, божество в обличии волка. Ведь волк умён, самоотвержен, свободолюбив. И отличается от служилых собак и подлых шакалов.
Тан говорил это таким тоном, будто оправдывал того самого волка с картины. Сказав последнее, он отвернулся от меня и хотел уйти.