Не было никаких «Ты сегодня замечательно выглядишь…», «Какая прекрасная погода…», «Куда пойдём?..» - предложений, с которых обычно и начинаются все свидания. Тан просто взял меня за руку, от чего мои колени затряслись ещё сильнее, и усадил в машину. Я же даже не стала спрашивать: куда мы? Мне было всё равно. С ним я была согласна хоть на край света. И чем дальше, тем лучше. Не было ни беспокойства, ни страха. Было лишь желание. Одно огромное желание - остаться с ним наедине.
Всю дорогу мы ехали молча. Тан смотрел вперёд, ни разу не взглянув на меня. Я же посматривала на него тайком, не в силах удержаться. При этом я чувствовала…. Даже не могу объяснить, что я чувствовала…. Мне хотелось раствориться в нём в ту самую минуту, слиться с ним, став одним целым…
Я слышала, как сильно колотилось сердце Тана. Моё тоже билось в такт его.
Через какое-то время мы остановились. Место я узнала – это был его дом, я была здесь тогда, когда он обрабатывал мне царапины.
Тан открыл пассажирскую дверцу и протянул мне руку. Я подчинилась. И, если тогда у меня было беспокойство и колебание, то сейчас я приняла это абсолютно спокойно. Ни один мускул на лице не дрогнул. Выдавали меня только колени.
- Хочу показать тебе кое-что, - наконец, сказал он, улыбнувшись.
Улыбка его прибавила мне уверенности. Я взяла его за руку и вышла из машины. Мы направились к подъезду.
Швейцар уже ждал, приглашая нас войти в лифт.
- Не бойся, - уже в лифте как-то неловко сказал Тан, - я не сделаю тебе ничего такого, чего ты сама не хочешь.
Не знаю точно, что он имел в виду, но о том, чего хотела я, было стыдно даже подумать.
Тан нажал не тридцать четвёртый этаж, как в прошлый раз, а тридцать пятый.
- Куда мы? – не выдержала я.
- Сейчас увидишь.
Мы вышли на последнем этаже. Наверх вела ещё одна небольшая лестница.
- Не бойся. Доверься мне! – он протягивал мне руку.
Если бы он только знал, что я давно доверила ему и свою душу, и своё тело – всю себя без остатка.
По лестнице мы поднялись ещё на один этаж выше. Там была только одна дверь. Тан вынул ключ из кармана, отпер её и предложил войти. Я не сопротивлялась.
Войдя внутрь, сначала подумала, что оказалась в каком-то помещении с великолепными декорациями. Потом поняла, что это были вовсе не декорации – это была реальность. Но реальность сказочная! Мы оказались на крыше. На крыше тридцати пятиэтажного дома. Она была оборудована под летнюю веранду: везде были высокие бортики, навес, плитка на полу, где стояли живые цветы в огромных керамических горшках. И весь город был как на ладони.
- Какая красота! – я потеряла дар речи от увиденного.
- Прошу пожаловать на мой балкон, - сказал Тан, подойдя ко мне ближе. - Красота будет тогда, когда стемнеет. Я прихожу сюда всякий раз, когда мне грустно или, наоборот, радостно, и любуюсь красотой ночного города, которую, знаю точно, ты ещё не видела.
- А сейчас тебе грустно или радостно? – спросила я.
Тан сделал вид, что не слышал моего вопроса. Я заметила, это было у него в привычке.
- Ты голодна? – спросил он.
Только тут я обратила внимание на накрытый стол под небольшим навесом. Стол был явно на двоих. На столе стояли свечи, шампанское, два бокала на высоких ножках, фрукты, шоколад и ещё много всего.
- Прости, я не мастер в ухаживаниях за девушкой…
- Нет! – оборвала я его. - Всё прекрасно!
- Присядем? - предложил Тан, подойдя к столу и выдвигая стул.
Он сел напротив меня, открыл бутылку шампанского и разлил по бокалам.
- За встречу! – сказал Тан и протянул мне свой бокал.
- За встречу! – повторила я.
Лишь только отхлебнув, почувствовала, как тепло разливается по всему телу, немного закружилась голова. Шампанское, видимо, придало мне храбрости.
- Расскажи о себе! – неожиданно для самой себя попросила я Тана.
Он растерялся:
- Что ты хочешь знать?
- Всё! - ещё больше осмелела я. - Хочу знать о тебе всё!
Тан молчал.
- Судя по книге, тебе пятьсот лет, - продолжала я. – Но на вид тебе двадцать…. Как такое возможно?
Я посмотрела на Тана. Его волосы развевались на ветру, то открывая, то закрывая безупречные черты. Ему и правда, было не дать больше двадцати. Небольшая щетина, покрывавшая подбородок и щёки, не придавала возраста, как обычно бывает, а только мужества. В глазах его можно было утонуть. В них было столько чувств и эмоций, казалось, они жили своей жизнью. А губы были такими притягательными! Я смутилась.
Тан поднялся с места, подошёл к самому краю крыши и начал свой рассказ: