В объятьях олигарха

Стряхнув ребенка с ноги, Митя приподнял его за шкирку и, глядя в мутные от анаши глаза, строго спросил:

— Чего орешь, пигалица? Зачем мне тебя покупать?

Малыш извивался, как червяк, но продолжал блажить:

— Дешево, дяденька, совсем задаром… Пять зеленых или сотня деревянных… Купи, не пожалеешь. Давай поторгуемся.

Только тут Митя вспомнил, какой сегодня день, но сразу не мог решить, хорошо это или плохо. Наверное, все- таки скорее хорошо, чем плохо. В праздничной суматохе он, пожалуй, меньше будет бросаться в глазах со своей нормальной аурой и скорее разыщет Деверя. Вдобавок малыш показался достаточно смышленым, в этом возрасте процесс дегенерации иногда замедлялся.

— Как тебя зовут?

— Ванька Крюк. А тебя?

— Сможешь дворами провести на Самотеку?

— Хоть куда проведу. — Пацаненок обнажил гнилые, еще молочные зубки. — Денежки вперед… Ладно, два доллара и пятьдесят деревянных. Дешевле соску не купишь.

Чего у Мити было много, так это денег, не пожадничал Улита, хотя сто раз повторил, что средства народные, чтобы не сеял как попало. Набитый валютой кожаный пояс со специальной пропиткой, выдерживающий прямой укол стального жала, обтягивал туловище под рубахой, да в карманах босяцкой куртки–брезентухи полно было мелочи на текущие расходы. Митя дал пацаненку замусоленный доллар, тот завизжал от восторга и сунул бумажку за щеку. Митя предупредил:

— Только без фокусов, Ваня. Не вздумай лыко драть.

— Я не фраер, — обиделся пацаненок. — Сделка честная. А ты не простой, да?

— Почему решил?

— Вроде держишься без оглядки.

Сообразительность пацана Митю не удивила. Дети канализации, беспризорники, городские ошметки рано взрослели и так же быстро превращались в маленьких, тихих старичков–недоумков. До зрелого возраста, до четырнадцати, пятнадцати лет редко кто доживал.

На то, чтобы добраться до Самотеки, ушло полдня. Ваня Крюк не соврал, вел Митю такими путями, где черт голову сломит. Так называемая полоса отчуждения начиналась сразу за сверкающими фасадами жилых проспектов и была заполнена всевозможными свалками, пустырями, развалинами и кое–где пересекалась бурлящими сточными водами, подобными разливам рек. То был как бы город в городе, миротворцы без особой нужды сюда не заглядывали, опасаясь ядовитых испарений, радиации и банд отщепенцев, которые хозяйничали на этой территории наравне со стаями одичавших собак и крысами–мутантами, обладавшими такими зубами/ что запросто перекусывали стальные тросы. Раз или два в месяц на задах города проводили общую дезинфекцию, пускали в стоки ртутную массу, а также под давлением закачивали мертвящие смеси типа «Циклон‑2» и «Бикозин-П», но практически безрезультатно. Одичавшее зверье давно адаптировалось к любой отраве, а отщепенцы на время дезинфекции прятались в подземных катакомбах, где вообще становились недосягаемыми и не поддавались никакому учету. К слову сказать, именно они, отщепенцы, составляли главную головную боль городских властей. Доподлинно про них было известно лишь то, что это маргинальное новообразование, подобное социальному нарыву, сформировалось из пролетарских слоев, но подпитывалось отчасти технической интеллигенцией, не вписавшейся в рыночный рай. Считалось, что отщепенцы не представляют реальной угрозы городу в силу своей малочисленности и неорганизованности, но, возможно, это было не так. Время от времени из этой клоаки поступали тревожные сигналы, пугавшие верноподданных горожан. К примеру, недавно по государственному каналу показали двух отщепенцев, мужчину и женщину, отловленных на полосе отчуждения. По внешнему виду обыкновенные дикари, обросшие волосами, с едва прикрытыми срамными местами, которые не отвечали ни на какие вопросы ведущих, а лишь забавно кланялись да крестились, но когда к ним попробовали (на глазах у телезрителей) применить гуманитарные средства воздействия — иглу и ток, — оказалось, что они невосприимчивы ни к тому, ни к другому. То есть, подключенные к шоковому агрегату «Эллада» (гарантированная эффективность — 100 %), они тряслись и трепыхались, но как–то по- лягушечьи, без всякого просветления. Затем, когда им вкололи по слоновой дозе препарата «Нирвана», они, вместо того чтобы, как все разумные твари, заняться совокуплением, начали зевать, опять же смешно креститься — и, наконец, рухнули в глубокий обморок, из–за чего пришлось прекратить прямую трансляцию.

Что за существа? Чего от них ожидать? Ответа на эти вопросы не было даже у виднейших биологов.