В объятьях звёзд

Тяну за подол платья наверх. Хочу увидеть её всю. Лана со вздохом позволяет снять с себя одежду. И сама тянется к губам. Ворчит даже при поцелуе. Сжимаю её молочные груди. Меня уже штырит, ведёт и торкает. Хотя малая только целует. Пальчиками по оголённой коже шеи пробегает. И вздыхает от моих прикосновений. Стонами уничтожает выдержку. Сама выгибается.

— Охуенная, Лан. Ты пиздец какая охуенная, — выдыхаю и, удобнее прижав к себе, поднимаюсь.

— Куда ты, — напрягается Лана, обнимая за шею.

— Туда, где места побольше, — хмыкаю и заношу в каюту за кабиной пилотов.

Роняю жену на кровать и, подхватив за лодыжки, снимаю босоножки. Лана дышит тяжело. Смотрит из-под опущенных ресниц. Губу закусывает. Пиздец как заводит. Целую в голень, кожу прикусываю. Всю её хочу заклеймить.

Блондинка падает, жмурится и стонет. Пока я, оставляя дорожки поцелуев, выше по ноге поднимаюсь. Кусаю с внутренней стороны бедра. Лана сжимает голову ножками длинными и тут же тянет на себя.

— Ты попала, Лапуль. Затрахаю всю, — выдыхаю, сминая губы.

— Хватит пошлить, — бормочет, прикусывая мой язык.

— Тебя ведь это заводит, — выпрямляюсь на вытянутых руках. В глаза заглядываю. — Я же вижу, как реагируешь.

— Я не…

— Себе не ври, Малая, — жёстко толкаюсь через одежду, показывая эрекцию.

— Ладно, да. Мне нравится твоя грубость, — жмурится Лана. — Хватит болтать. Ты трахать собрался?

— Нарвалась, бля, — усмехаюсь и срываю остатки белья.

Блондинка вскрикивает, но обнимает сама. С рубашкой возится. Избавляюсь от одежды. Подминаю под себя. Она уже мокрая вся. По складочкам её скольжу. Чувствительные точки задеваю. Лану коротит. Выгибается, стонет. В небесных глазах молнии ярко сверкают.

— А-аа-ах, Ансе-е-ер! — вздыхает, уничтожает всю выдержку.

Медленно толкаюсь, вырывая очередной стон. Блять, тесная. Лана морщится, сильнее раскрывается, выгибается.

— Сейчас, Лапуль, — цежу сквозь зубы. Очень она узкая. Наполовину погрузился и остановился. Боюсь, кончу, так и не начав. Целую в шею. Завожу её. Вершинки между пальцев перекатываю. Ласкаю языком.

— Ансер! — вскрикивает, ноготками впивается в плечи.

— Не ёрзай, — шиплю, надавливая на клитор. И одним толчком заполняю до конца.

Лана с вскриком вонзается зубами в плечо. Кусает болезненно, до крови и отметин. Не дёргаюсь. Даю ей привыкнуть. Кровь кипит. Желание мышцы натягивает. Контроль по швам трещит. Землянка всю выдержку уничтожает. Жмётся теснее, дышит тяжело и целует в шею. Свой же укус зализывает.

— Двигайся, Ансер, — хнычет тихонечко.

И я двигаюсь. Медленно разгоняюсь. Почти полностью выхожу, чтобы с оттяжкой толкнуться. Лана вскрикивает громко. Впивается ногтями. Гладит везде. Выгибается, подстёгивает сильнее.

Кончает охуенно. Громко. Совсем контроль теряет. Царапает всего. Кусает, не жалея сил. Всего меня метит.

— Пиздец ты громкая, Лапуль, — усмехаюсь, притормаживая и оттягивая свой оргазм. Обещал ведь затрахать.

— Прости, — заполошно дыша, шепчет, краснеет, будто не она пару секунд назад извивалась подо мной, потеряв контроль. Прохладными пальцами прикасается к располосованной шее.

— Никогда не извиняйся. Ты великолепная. Кайфуй, Малая, — целую в губы, выпиваю прерывистое дыхание и с громким шлепком вбиваюсь в неё.

— А-аа-ах! — вскрикивает Лана.

Накручиваю на кулак влажные белые пряди. Тяну назад, в глаза заглядываю. В них столько развратного желания бурлит. Такая же голодная и дикая, как и я. Вмиг забывает о смущении, срывает все ограничители.

Глава 55

— Малая, спишь? — в голосе Ансера сквозит волнение. Хотя пятнадцать минут назад он с хрипом рычал совершенно грязные словечки. От которых уши в трубочку заворачивались.

Отвечать сил нет. Я почти задремала после очередной ударной порции любви здоровяка. Его грубая ласка что-то ломает внутри. Превращают и меня в такое же неотесанное похотливое животное. Я никогда не была ненасытной, как сегодня.

Сколько времени прошло? Сложно сказать. Один раз уже проваливалась в краткое сновидение. Пока теперь уже настоящий муж выходил, чтобы принести мне бутылочку с холодной водой.

— Сплю, Сер, не тормоши, — вздыхаю, чувствую наглую ладонь, что ползёт по животу, и придерживаю. Не готова я, слишком утомилась.

— Пить не хочешь? Или, может, есть? — нависает брюнет.

— Просто обними меня и полежи рядом.

Ансер тут же падает за спиной. Сгребает в свои медвежьи объятья, наваливается так по-родному. И шумно дышит, разгоняя по коже горячих мурашек.

— Знаешь, я ошибался, — тихо и ласково мурлычет здоровяк, волосы перебирая. — Вот такая затраханная, ты ещё охуительнее.

Глаза закатываю и подавляю улыбку. Даже возмущаться не буду на очередную пошлость. Почему-то его грубоватый комплемент быстрее попадает прямо в сердце, чем банальное: прекрасная или потрясающая.

— … Со следами моих засосов. Мягкая, уставшая, сонная….