— Я уже Лагранжу написал, что ты очнулась, может они тоже сейчас с Леркой прикатят, так что давайте, не будем грузиться сейчас! — радостно воскликнул Месхи, выдохнув.
Яна белеет на глазах, становясь по цвету приблизительно такой же, как белые больничные стены. Она ведь понимала, что это значит — отнюдь ничего хорошего. Алекс теперь знал о том, что она жива, и могло произойти все, что угодно. Он мог сбежать, мог устроить еще одно покушение — очень сложно ожидать чего-то от человека, которого, казалось, знаешь всю жизнь, и который потом внезапно оказывается убийцей.
— Ты что, ему не сказала? — хрипло спрашивает не менее побледневший Новиков, укоризненно смотря на смутившуюся Ксюшу и на ничего не понимающего Давида.
— Я… Я не успела. Нам вчера было как-то не до этого и… — девушка растерялась, даже не зная, что ей сейчас сказать в свое оправдание. Наверное, это было все-таки главное темой и сначала Давиду стоило бы сказать правду о его лучшем друге.
— Что происходит? — оживился Месхи, нахмурившись и обведя взглядом всех присутствующих, смотря на почти плачущую Яну, испуганного Макса и виноватую Ксюшу.
— Это Алекс маньяк. — тихо говорит Макс. — И это он напал на Яну, Давид. Я знаю, что вы лучшие друзья, что у тебя есть полное право мне не верить, но это факт, Давид. Яна уже дала показания. Все скоро закончится.
Парень шумно выдыхает, обведя всех неверящим взглядом. Он правда не верил. Эта мысль не могла нормально осесть в его голове, это было действительно как гром среди ясного неба. Где-то в груди болезненно закололо, он отрицательно помотал головой, отказываясь принимать эту информацию. Но, в глубине души, парень отдавал себе отчет о том, что это может быть правдой. Он просто упрямо отказывался в это верить. Это его лучший друг. Лучший друг с первого класса. Он не может быть этим убийцей.
Давид поднимается со своего места, обведя их всех взглядом. Яна низко опустила голову, понимая, что просто своими словами сейчас сделала молодому человеку больно. Наверное, это нужно было говорить не так резко, при других обстоятельствах, но, волей-неволей, случилось так, как случилось. Она уже ничего не поменяет. Парень быстро покидает палату, после — больницу, задерживается на крыльце и достает из кармана пачку сигарет. Даже они сейчас напоминают этого чертового Лагранжа, ведь именно этот сорт они пробовали впервые вместе в восьмом классе, когда им очень хотелось казаться взрослыми. Сейчас они стали взрослыми и жизнь так разводит их, так неожиданно, так больно. Для Давида, по крайней мере, точно.
Ксюша спускается за ним. Сейчас она снова чувствует необходимость в очередной раз Давида спасать, поддерживать, быть рядом — можно говорить, как угодно. Это дурацкое чувство долга, которое никак ее не отпустит, подступает и сейчас, поэтому девушка еще раз извиняется перед Максом и Яной, и быстро спускается вниз, подходя к парню со спины и осторожно обнимая его за пояс, положив голову ему на плечо.
— Я рядом, слышишь? Не нервничай. Все решится. Все образумится.
***
«Представляешь, Янка выжила! Ура! Мы собираемся к ней в больницу, давайте скорее тоже подгребайте, она будет рада всех нас видеть!»
А вот Лагранж такой же радости, как и его друг, отнюдь не разделял. Это сообщение разбудило его еще рано утром, пока они с Лерой мирно спали в одной кровати, потому что опять до позднего вечера смотрели телевизор. Алексу казалось, что она что-то чувствует — девушка в последнее время была очень беспокойной — она отвратительно спала, постоянно задавала какие-то дурацкие вопросы ему, на которые сам парень периодически раздражался, ходила грустной и подавленной. И сама же не могла это объяснить, когда Алекс спрашивал, и поэтому ему казалось, что у нее есть какое-то нехорошее предчувствие на этот счет. Он волновался за нее едва ли не больше, чем за самого себя. Беременность Леры была сейчас так не вовремя, но он искренне старался этого не показывать — просто всячески заботился, опекал и любил. В глубине души Лагранж был рад ребенку, но все равно до конца не осознавал того, что буквально через каких-то полгода уже станет отцом.
Он не представлял себе, как это все теперь может закончится, и по спине уже сейчас бежал холодный пот, а противный, липкий страх забирался к нему в самую душу, окончательно поселяясь там. Но он ведь не виноват — Алекс не считал себя виноватым во всем происходящем. Периодически наступали моменты просветления, когда светловолосый думал о том, для чего он вообще все это делает. Ему казалось, что он просто помешался и, на самом деле, так оно и было. Он просто псих, который не может отдавать себе отчета в своих действиях, не может контролировать ситуацию, не может держать себя тогда, когда нужно. У него ехала крыша. Окончательно, бесповоротно ехала, сметая все на своем пути. Но периодически возвращаясь обратно!