Но затем я вспоминаю душу Фрэнни — как она пленила меня. Ее истинная красота. Не похожая ни на одну другую душу, когда-либо виденную мною в аду. Будет ли она по-прежнему выглядеть так, когда Белиас закончит свое грязное дело?
Прогоняя прочь эту мысль, от которой болит сердце, я закрываю глаза и ложусь на шершавый уступ из лавы. Но все, что я вижу, чувствую, вкушаю, вдыхаю, так живо, словно Фрэнни рядом, — это она, девушка, чья сущность заставила меня подвергнуть сомнению то, кто я на самом деле. Будь такое возможно, я бы поклялся, что на моих глазах появилась влага, тотчас же испарившаяся. Но одно несомненно — мое серное сердце рвется на части, пока я лежу здесь и жду приговора. В аду нет места второму шансу.
Я сижу, уставившись в окно, пока Гейб везет меня домой, весь погруженный в мысли. Прислоняюсь лбом к стеклу, когда мы проезжаем мимо дома Тейлор, и внезапно мой мозг пронзает молния.
Только не это!
Застонав от боли, я зажмуриваю глаза и вижу отца Тейлор, распластавшегося на кровати… и бездыханного. Сердце замирает. Меня сейчас стошнит.
— Останови машину! — кричу я и замечаю, что Гейб уже это сделал.
Я толкаю дверь и извергаю на тротуар содержимое желудка. Когда я поворачиваюсь к Гейбу, он не выглядит напуганным или взволнованным. Он совершенно спокоен. Я выскакиваю из машины, бегу назад по улице, к дому Тейлор, и барабаню одним кулаком по двери, а другим по звонку, пока мне не открывают.
— Фи… что стряслось? — хмурится Тейлор.
— Где твой отец? — задыхаясь, говорю я.
— Спит… а что? Что случилось?
— Тебе нужно сходить к нему. Сейчас же!
— Вообще-то это не очень хорошая мысль. Фи, в самом деле. Что такое?
Я проталкиваюсь мимо Тейлор и взбегаю по ступенькам, направляясь в родительскую спальню. Она хватает меня за шкирку на полпути и чуть ли не опрокидывает, но я крепко цепляюсь за перила и продолжаю продвигаться, таща ее за собой.
— Фи, ты не можешь зайти туда! Прекрати вести себя как сумасшедшая.
Я протаскиваю Тейлор весь оставшийся путь и распахиваю дверь в спальню. Вот он, как я и видела, — только его грудь поднимается и опускается. Он всего лишь спит.
— Слава богу. — Я поворачиваюсь к Тейлор, выталкивающей меня в коридор. — Извини… я подумала… — Но когда я оборачиваюсь, то замечаю на полу пустой пузырек от таблеток. Я отталкиваю Тейлор и делаю шаг в комнату. На прикроватной тумбочке еще три пузырька — все пустые.
— Тейлор, — говорю я, высвобождаясь, — звони в девять-один-один. — Я подбегаю к кровати. — Мистер Стивене, проснитесь! — трясу его я. — Вы меня слышите?
Ничего.
Тейлор стоит не двигаясь. Я бросаюсь мимо нее к телефону на другой тумбочке и набираю 911. Пока я объясняю все «скорой помощи», в комнату входит Гейб и одной рукой обнимает Тейлор. Кажется, она едва замечает это, стоя как вкопанная и глядя на отца круглыми глазами.
Пять минут спустя приезжает «скорая», и, когда отца погружают в машину, Тейлор поворачивается ко мне. Она молчит, но в ее глазах застыл вопрос. Вопрос, на который я не могу ответить. Я лишь пожимаю плечами. Тейлор забирается в машину, к отцу. Когда «скорая» отъезжает, мигая сиреной, я даю волю чувствам и захлебываюсь рыданиями. Гейб прижимает меня к себе и ведет в машину.
— Фрэнни, ты сделала доброе дело. — Он не спрашивает, откуда я знала про это. Он вообще ничего не спрашивает. Просто крепко обнимает меня.
— Это моя вина, — выдавливаю я сквозь слезы.
Гейб приподнимает мое лицо за подбородок и смотрит мне в глаза. Его губы касаются моего лба, перемещаются на висок, скользят по щеке и нежно опускаются на мои губы.
— Ты должна прекратить винить себя во всех бедах, — тихо шепчет он.
Я отталкиваю его.
— Ведь я собиралась поговорить с папой. Чтобы церковь помогла.
Но я так сильно погрузилась в свои личные проблемы, что совсем об этом забыла. Меня одолевают угрызения совести, я позволяю им поглотить себя. Я просто ничтожество. И это самое меньшее, чего я заслуживаю.
Мы подъезжаем к моему дому, и Гейб осторожно осматривается, напоминая мне Люка несколько вечеров назад. Пока Гейб ведет меня по дорожке, я надеваю солнечные очки, чтобы мама не видела моих заплаканных глаз.
— Ты в порядке? — спрашивает Гейб нежным, сочувственным голосом, от которого мне снова хочется плакать.
Я проглатываю комок, вставший в горле.
— Ага.
— Хорошо. Запри за собой дверь. — Он крепко обнимает меня, по-прежнему мельтеша взглядом.
— Почему всем нужно, чтобы я запиралась? В чем дело?
Отстранившись, он отводит взгляд и смотрит на кусты, растущие рядом с крыльцом.
— Ничего, правда. В наши дни лучше перестраховаться лишний раз.
— Ты совсем не умеешь врать, — говорю я, отталкивая его.
Он снова притягивает меня и целует, прижимая к крепкому телу. Я провожу руками по его груди, опускаю их на талию.
— Пойдем со мной, — говорю я, внезапно не желая оставаться в одиночестве.
Он тяжело вздыхает и криво улыбается.
— Я бы очень этого хотел, но мне нужно поговорить с Люцифером. Пообещай, что запрешь дверь и никуда не будешь выходить.
— Ладно, — разочарованно и утомленно говорю я, гадая, хватит ли у меня сил подняться по лестнице. — Ты вернешься?