В объятиях дождя

«Такер! Почему ты об этом никогда не рассказывал мне? Такер, наш любимый, дорогой мальчик должен знать, что он сам ни в чем не виноват, и ему нужно услышать это от тебя. Жить Мэтту или умереть – это зависит от того, как ты поступишь. Он должен знать, что он ни в чем не виноват!»

«Но он виноват! И сам только что об этом сказал. Он мог бы вмешаться и остановить эту бойню».

«Дитя мое, – и я почувствовал, как ее пальцы приподняли мое лицо, и она прижалась к нему своим, – освободись от этого груза. Сбрось его с души своей, и пусть он канет навеки в никуда, безвозвратно».

Я подполз к тому месту, где мисс Элла упала в последний раз, когда умирала, нащупал ногтями чуть выпуклое выцветшее пятно и омыл его слезами смирения.

Глава 37

– Дядя Так! Дядя Так!

Я вскочил с места, ослепленный полуденным солнцем. На пороге стоял Джейс: он тяжело дышал, вспотел и махал рукой в сторону ущелья. – Он там, в воде! На дне! Он не шевелится! Он на самом дне!

Я протер ослепленные солнцем глаза:

– Помедленнее, дружок! Кто там на дне? Кто не шевелится?

И Джейс указал на фотоснимок, висевший на стене. Эту фотографию снимала когда-то мисс Элла, всех нас – меня, Кэти и Мэтта, стоящих в обнимку. Снимок был сделан в тот самый день, когда Кэти уезжала в Атланту.

– Он не шевелится! – и Джейс пальцем указал на Мэтта.

Я стремглав вылетел в холл, сбежал вниз по лестнице, миновал кухню и выскочил во двор через черный ход. Я проскочил в расщелину между железными прутьями ограды, упал, покатился по земле, вскочил на ноги и, взметая на бегу комья грязи, побежал к ущелью. Не медля ни минуты, я спрыгнул вниз со скалы и нырнул, словно ястреб, охотящийся за речной рыбой, взметнув спокойную, словно стекло, гладь воды, и опустился вниз к телу, лежащему на дне озерца.

Брюки и ботинки тянули меня обратно, но я упрямо опускался все ниже и ниже, стараясь добраться до Мэтта, а в ушах у меня стреляло от постоянно увеличивающегося давления воды. Солнце стояло высоко, и вода сверкала, но была ледяной. Мэтт лежал, раскинув руки, на песчаном дне, в нескольких шагах от утонувшей лодки и не двигался. К поясу были привязаны веревки с тяжелыми камнями. Лишь волосы на голове и морщинистые пальцы, касавшиеся песчаного дна, шевелились вместе с водой. Я подплыл к нему, схватил за воротник и рывком вытащил из воды. Я увидел его широко раскрытые глаза, а во рту у него торчал обрезок зеленого садового шланга. Он был абсолютно живой, и я, конечно, никак не ожидал увидеть этот устремленный на меня безмятежный, словно летний ветерок, взгляд. Я ведь опасался другого! Еще раз внимательно посмотрев ему в глаза, я убедился, что Мэтт жив, тем более что он взмахнул рукой – в другой он держал решето, через которое просеивают муку. Выругавшись, я покачал головой и указал вверх, а Мэтт снял груз, привязанный к поясу. Я уже начинал замерзать, а он явно не страдал от холода.

Я взобрался на уступ, где мы играли в детстве, и с удивлением заметил нечто странное в лице Мэтта: словно какой-то врач-безумец растянул ему рот, пришив кончики губ к ушам, – он улыбался из-за резиновой трубки, через которую он дышал.

– ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? – крикнул я. Мэтт вздрогнул, оглянулся, а я хлопнул его по лицу тыльной стороной ладони: – Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ, ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?

Он облизнул потрескавшиеся губы и указал вниз, на воду:

– Ищу пятицентовую монету.

– ТЫ ДУРАК? СОВСЕМ С УМА СПЯТИЛ?

– Да, – кивнул он, почесав в затылке, и расстегнул молнию на мокром комбинезоне.

– Ты меня разыгрываешь, что ли?

– Нет, – отрицательно мотнул он головой, – ведь и Гибби сказал, что я клинический…

– Но я не это имею в виду!

Мэтт сидел не шевелясь, но взглядом быстро-быстро обшаривал ущелье, пытаясь, очевидно, понять, что мне от него надо, а я вытер с лица пот и снова пытался ему это растолковать. Я опустился рядом с ним на корточки и снова похлопал по лицу:

– Чем ты занимался до того, как я нырнул за тобой?

– Исследовал дно озера, привязав к ногам груз в сто сорок фунтов, а сам дышал через трубку. А еще просеивал через сито песок.

– Ладно, пусть так, но зачем? Что ты задумал? К чему все это?

– Хотел найти свой пятицентовик, который потерял.

– А когда это случилось?

– Когда мы втроем, ты, я и Кэти, сбросили сюда «Веселого Роджера».

– И ты решил, что после стольких лет сможешь найти монету?

Мэтт так посмотрел на меня, будто это я рехнулся, если задаю подобные вопросы:

– Гм… конечно! Когда мы бросили сюда «Роджера», у меня из кармана, наверное, и выпала эта монета. Я тогда дома все обыскал, но так его и не нашел, и думаю, что он здесь, все еще лежит где-то в песке.