В объятиях дождя

В отличие от нее, Клоптон в штате Алабама означен на карте маленькой точкой – и еще кое-чем: здесь нет красных сигналов светофора и стоп-сигналов на переходах, нет и «зебр», а существует лишь ухабистый и посыпанный гравием перекресток между угловой бакалейной лавкой с почтовым ящиком на двери и заброшенным табачным пакгаузом, который построили еще чернокожие рабы из обтесанного кирпича, скрепленного вечно мокнущим известковым раствором. Если бы не почтовый ящик, то название «Клоптон», очевидно, отсутствовало бы на большей части американских карт, и, не будь моего отца, наш городок давно бы исчез с лица земли.

Родившийся в семье гимнастов‑акробатов, подвизавшихся в бродячем цирке, Рекс Мэйсон вырос человеком жестким и деловым, он обладал особым талантом делать деньги. Рекс работал во многих местах, имеющих отношение к сфере развлечений и зрелищ, начиная с качелей и каруселей. Он умел только по одному виду определить вес человека с точностью до килограмма. Ему еще и двадцати не исполнилось, а он уже умел хорошо считать, был практичен и обладал секретом привлечения денег, и денег больших. Он твердо уверовал в то, что их наличие делает человека лучше тех, у кого денег нет. А зарабатывал он их, продавая сигареты на черном рынке и спиртные напитки несовершеннолетним юнцам.

С толстой пачкой купюр он быстро сообразил, что родственники и цирк ему ни к чему. Держа нос по ветру, он поднял воротник и покинул их навсегда, ни разу не оглянувшись. Когда ему исполнилось двадцать пять, Рекс владел семью винно-водочными магазинами и собирался купить права распространения спиртного по всей Атланте. В тридцать он владел такими же правами на территории всей Джорджии и вел переговоры с транспортной компанией на аренду пятидесяти грузовиков.

В тридцать три года Рекс транспортировал спиртное по территории одиннадцати штатов, от Виргинии до Флориды: к западу от Алабамы, к северу от Луизианы и Теннесси и на всей территории между ними. И ему было совершенно безразлично, чтó люди пьют. Если они предпочитают пить, то он предоставит им эту возможность. Чем больше – тем лучше, а ему веселей, он по этой части никогда не был консерватором, и мало было на американском Юге незнакомых ему дорог.

К тридцати пяти годам он владел уже десятью миллионами и достиг, как выразились «Американский журнал» и «Конститьюшн», «головокружительных высот». Журналисты оказались правы, потому что к тому времени, когда Рексу стукнуло сорок, он обладал состоянием более чем в пятьдесят миллионов долларов. Отмечая день рождения, он решил осуществить грандиозный архитектурный план – построить в Атланте шестидесятиэтажный небоскреб. Четыре года спустя он перевез на шестидесятый этаж свой офис.

Вскоре, выложив наличными требуемую сумму, он приобрел тысячу пятьсот акров клоптонской земли и, прорыв туннель в гранитном массиве, создающем помеху для строительства дороги, продал камень, а прибыль использовал, чтобы обновить расположенную на старой плантации усадьбу Уэверли Холл. Газетному корреспонденту он заявил, что это будет его летний дом, убежище от городского шума и суеты, место отдохновения, где можно задрать ноги кверху, поглаживая собачью голову, и вообще наслаждаться жизнью.

Но на самом деле это было далеко от правды.

Уэверли Холл стал грандиозным монументом, воздвигнутым Рексом в честь самого себя, но с какой целью он был воздвигнут, было известно только самому Рексу. А начал он «обновление» с того, что занял у каменщиков, работавших в здешнем карьере, некоторое количество динамита, завернул в пучок несколько палок, сунул их в очаг, подложил фитиль, зажег его и выбежал, посмеиваясь, через входную дверь. Когда на месте взрыва осталась лишь груда обломков, он бульдозером вывез эти останки прежнего сооружения и построил на освободившемся месте то, что хотел.

Для фундамента, подвала и первого этажа Рекс использовал свой собственный гранит, а потом привез из Атланты кирпичи для второго и третьего. Известковый раствор мог бы многое рассказать о строительном процессе. Рекс строил новый дом с большим размахом: черепица, ткань для обивки, мебель – все было доставлено аккуратно и неторопливо на кораблях из Италии, Франции и с Востока. И чем дальше края – тем лучше. Столяров и художников‑декораторов он выписал из отдаленных мест – Калифорнии и Нью-Йорка, – но, по правде говоря, мало кто из местных согласился бы на него работать. Дом парил над окрестностями. Потолки на первом этаже были пяти метров высотой, на втором – до четырех, а на третьем и на чердаке – три метра. Что касается полов, то на первом они представляли собой странное смешение итальянского мрамора с испанским, а на втором и третьем это был паркет из гондурасского красного дерева, причем украшенного ручной резьбой. В этом обширном здании разместилось восемь каминов, и четыре из них были такими большими, что можно было как следует выспаться внутри за каминной решеткой. Я это узнал на собственном опыте. А Рексу никогда не приходило в голову даже заглянуть в них.