В объятиях мертвецов

– Чего ты так орёшь? Доброе утро, – произнёс мужчина в ответ. – Я вот смотрю на тебя и не могу, поражаюсь. Ты всегда с таким энтузиазмом идёшь на работу, добросовестно работаешь, прямо вылитый я в начале своего пути. Наверное, нужно дать этому явлению подходящее определение. Какое вот? Вопрос… – Владимир взял горячую кружку и поднёс к своим губам, над которыми были густые, но опрятные чёрные усы. Громко отпил горячий смоляного цвета напиток и поставил кружку на место.

– Синдром интерна, – продолжил доктор. – Хотя юношеский максимализм – определение, которое не потеряло актуальность в наше время. Поэтому напрашивается вывод какой?

– Не нужно придумывать велосипед, – рьяно и с улыбкой ответил Саша.

– А что в этом плохого, Владимир Степанович? – спросил Александр, продолжая переодеваться в свой белоснежный выглаженный халат – рабочий облик.

– То, Александр Николаевич, что потом больно наблюдать, как спустя несколько лет рабочей деятельности этот энтузиазм пропадает в неизвестном направлении. И остаётся пустое безразличие. Как, собственно, и случилось со мной. – Он отпил кофе.

– Разве в нашем отделении может быть доктор безразличным? Столько разных случаев, все уникальны. Это же тоже люди, им нужна помощь. Они не виновны в том, что с ними произошло, вследствие чего они становятся такими.

– Скажи, а какая цель нашей деятельности? – перебил его Владимир Степанович, откинувшись на спинку стула и скрестив руки.

– Облегчить жизнь, помочь прийти в себя и излечить от душевной боли, – ответил Саша, закрыл шкаф с верхней одеждой и подошёл к столу. Включил чайник. Достал пакетик с чаем и бросил в красную кружку с надписью «Нескафе». Сел за стол напротив своего собеседника.

– А разве мы можем излечить душевное состояние своих больных? Нет, не можем. И это факт. Облегчить страдания, говоришь. А страдают ли они? Вопрос риторический. За те деньги, которые мы тут получаем, оно того не стоит. Главное – самому умом не тронуться, как Ларин, например. Ладно, всё это вода.

Владимир встал, в пару приёмов опустошил свою кружку, взял журнал, который лежал на краю стола, и направился к выходу.

– А кто такой Ларин? – вдогонку спросил Саша, заливая свой чай.

Доктор остановился в дверях и сказал:

– Это пациент наш из девятой палаты. Коллега. Работал у нас. Так увлёкся, что сам поехал. Кстати, твой на сегодня пациент. Историю возьмёшь в папке, а начальство я предупрежу. Ты парень вроде не тупой, вот интересно, как ты справишься, и интересно посмотреть на твою реакцию. Завтра вечером на дежурстве расскажешь мне своё впечатление.

Доктор вышел из ординаторской, громко захлопнув за собой дверь. Александр повернулся к своей кружке и занялся попытками повторить приём горячего напитка. Обжёгшись, расстроился.

– Как они его пьют таким горячим? – Разочарованно поставил кружку на стол, вышел из ординаторской.

Пройдя по слабоосвещённому коридору, вышел, спустился на второй этаж. Подошёл к двери, ввёл определённую комбинацию цифр, замок открылся, и Александр зашёл в отделение. Напротив двери был огромный стенд. На нём крепились списки с фамилиями больных, в каких палатах лежат, меню, правила поведения в отделении и распорядок. Саша прошёл по коридору в холл, где находился стол со светящейся лампой. Возле стола стояли три женщины, а одна сидела за столом. Поздоровавшись, Александр попросил историю болезни Ларина из девятой палаты. Все стоящие рядом резко прекратили разговор и вопросительно посмотрели на молодого доктора.

– Александр… – замешкалась, даже смутилась, запнулась красивая, молодая медсестра, сидевшая за столом.

– …Николаевич! – продолжил доктор. – Извините, Александр Николаевич, вы будете вести Ларина? – Саша провёл взглядом по всем четырём парам глаз, которые с недоумением смотрели на него и ждали ответа.

– Да, Самойлов сказал, чтобы я его вёл.

– А заведующий в курсе? – спросила медсестра.

Одна из стоявших мужеподобных тёток, по-другому никак не назвать, прокуренным, грубым голосом стала причитать.

– Та едрит твою в м… Ты чего пристала к доктору, как на допросе? Субординация где? Вы простите, Александр Николаевич, молодая ещё не всё понимает, что и как.

– Чего вы? Всё нормально. Не переживайте, – ответил Саша и продолжил: – А скажите, если не секрет, что такого страшного в этом Ларине, что вы все так посмотрели с удивлением на меня?

Две медсестры, которые стояли рядом, услышав вопрос, откланялись и пошли курить, сказав Надьке, третьей, чтобы догоняла, и быстрым шагом скрылись из виду. Надежда Адольфовна, не сдерживая негодования, провожала их взглядом и сказала:

– А вы, сучки климактерические, ну и пизд… Валите! Доктор, простите. – Она повернулась и дальше продолжила выражаться нецензурной бранью в спину уходящим, затем ещё раз повернулась и извинилась.

Надежда Адольфовна Еромянц была одной из длительно работавших санитарок психиатрического отделения. Проработав двадцать лет на «Победе», так называют в народе эту психбольницу, она всегда оставалась в весёлом расположении духа.