В объятиях принцессы

– Не надо бояться, Маркем… Луиза. У тебя никогда не было мужчины? Я буду нежен, клянусь. Я буду обожать тебя. Ты станешь моей богиней. Только позволь служить тебе. – Галстук оказался развязанным. Большая теплая рука нежно гладила ее шею. – Используй меня. Мою силу. Позволь дать тебе хотя бы это. От кого бы ты ни скрывалась, он мне не ровня. Я убью голыми руками того, кто тебе угрожает.

Его слова заставили кровь Луизы вскипеть.

– Я не боюсь, – с немалым трудом проговорила она.

– Нет? – Неожиданно граф положил ладонь на ее затылок и поцеловал ее.

Поцелуй лишил ее воли и возможности двигаться. Луизе показалось, что ее подхватила гигантская океанская волна и понесла в неведомое.

Его губы были твердыми, горячими и жадными. Луиза не успела осознать, что делает, как ее язык устремился навстречу его уверенному языку.

– Боже правый, – пробормотал граф. Его губы стали нежными, а поцелуй глубоким. Луиза никогда не испытывала ничего столь чувственного, такого восхитительно-интимного, как нежное прикосновение его языка.

Желание. Только теперь она поняла, что всегда хотела этого. Нет, пожалуй, она хотела большего. Она страстно желала его. Уже много месяцев, с тех самых пор, как впервые вошла в кабинет на Честер-сквер. Ее груди, стянутые плотной повязкой, сладко ныли.

Мужчина, который даст хороших здоровых сыновей ночью.

О боже! Она потеряла себя. Ее бедра двигались навстречу ему, правая нога сама собой поднялась и скользнула вверх по его массивному бедру. Луиза целовала Сомертона, и ее внутренности плавились. Она открылась ему навстречу.

Да, она потеряла себя. Ей не следует это чувствовать, она не должна этого хотеть. Она вдова. Она делила постель с другим мужчиной, и со дня его смерти не прошло и года. У них была в высшей степени добродетельная супружеская постель. Но это были другие объятия, другая вселенная чувств. Это грешно… но как восхитительно!

Боже, она совершенно потеряла стыд! Петер!

Бедный Петер, его затмило черное солнце графа Сомертона.

Его губы скользнули по ее щеке к уху.

– Ты хочешь меня. Скажи это. – Его руки обнимали ее, ноги стояли по обе стороны от ее бедер, словно римские колонны. Они поймали ее в ловушку. Они защищали ее. – Скажи это. Скажи. Я сделаю все, что ты хочешь. И дам тебе все, что захочешь. Я стану твоей правой рукой, разящей врагов.

Луиза нашла в себе силы заговорить:

– Ты не понимаешь, что обещаешь. Ты не знаешь, кто я.

– Думаешь, это имеет значение? Главное, что ты моя. А я всегда защищаю то, что мне принадлежит. Любой ценой. Даже если это меня убьет.

Она тонула в восхитительных ощущениях, плавилась в его жаре. Ее руки скользили по широкой мускулистой спине, проникли под жилет. Сомертон снова сокрушил своими властными губами ее рот, и Луиза глухо застонала.

– Маркем… Луиза… – Он на секунду отстранил ее лицо. Его голос был низким и грубым. – Будь со мной. Поедем вместе в Италию. Я не смогу сделать это без тебя.

– Сделать что?

– Покончить с этим. Отсечь гниющую конечность раз и навсегда. Освободиться. Как только он умрет, рана затянется, и ты… ты сможешь быть рядом со мной, в моей постели, с чистым сердцем. – Его руки гладили ее голову, плечи, спину, губы целовали жадно и нежно. Его лихорадочный шепот был едва слышен. – Помоги мне, Маркем.

«С чистым сердцем».

Луиза резко высвободилась из его рук. Без него ей сразу стало холодно, а выражение боли и потрясения на его охваченном страстью лице заставило сердце болезненно заныть.

– Нет, я не могу.

Грудь Сомертона тяжело вздымалась, словно он пробежал много миль.

– Но почему? Ты же предана мне! – Он снова потянулся к ней. – Ты моя. Мы оба это знаем. Что тебе мешает?

Она выставила вперед ладони, не позволяя ему приблизиться.

– Я его кузина.

Кузина.

Кузина.

Кузина.

Слово прокатилось по комнате раскатистым эхом. Теперь пути назад нет.

Сомертон вздрогнул и отступил:

– Что?

– Его кузина. Я – кузина Роналда. – Она отступила назад и поправила жилет. У нее отчаянно колотилось сердце. Только теперь Луиза поняла, как сильно ее тяготила необходимость лгать. Теперь тяжесть упала.

Сомертон прищурился. Его тело напряглось, словно ожидая удара. Скрестив руки на груди, он холодно проговорил:

– Объяснитесь, Маркем.

Ну, скажи ему все!

Луиза приняла вызов:

– Моя фамилия не Маркем. Собственно говоря, у меня вообще нет фамилии, поскольку она мне не нужна. Я – Луиза, принцесса Хольштайн-Швайнвальд-Хунхофа, и лорд Роналд Пенхэллоу – мой троюродный брат.

– О господи… – пробормотал Сомертон.

Он бессильно уронил руки и потрясенно замер. Лицо покрыла мертвенная бледность, глаза заволокло пеленой.

Лежавший в кресле Куинси зашевелился и беспокойно тявкнул.

– Это неправда, – сказал Сомертон.

– Ты отлично понимаешь, что это правда.

– Но у тебя нет ни малейшего акцента.

– Моя мать была англичанкой. И гувернантка.

Сомертон помотал головой:

– Боже, только не это! Только не проклятая германская принцесса. Это невозможно. Когда все произошло?

– В октябре.

Он выругался.

– В октябре мой отец был убит, а гувернантка привезла нас в Англию, – сказала Луиза. – В дом моего дяди.