В объятиях русалки

– Это сослужит тебе плохую службу, – пообещал Киселев. – А если нам все доложишь, то мы за тебя похлопочем. Может, отделаешься двадцаткой.

Аграновича передернуло:

– Как же! Еще и убийство Волохова на меня повесите!

– А вы расскажите, как он погиб, если в курсе этого печального события, может, мы вам и поверим, – Скворцов усмехнулся. – У вас такие честные глаза!

Заключенный замялся. Он, видимо, не знал, с чего начать. Киселев пришел на помощь:

– С убийством подельника не спеши. Поведай-ка все о банде после ее разгрома. Ну, и о том, как вы три года назад собирались то у Кашкиных, то в домике обходчика, нам тоже интересно.

Аграновича еще раз передернуло:

– Хорошо, я все скажу. В конце девяностых против нас началась тотальная война. Перестреляли почти всех. Кто остался в живых, думаю, вы уже навели справки. Больше всего подвигов числилось за Георгием. Ему грозило пожизненное, мне – тоже немалый срок. Оставшиеся в живых собрались на последний сход и решали, что делать с «общаком». Мы не сомневались: наши счета заблокированы, мы обложены, как волки. Правда, у нас оставались наличные, да только хорошую жизнь на них купить было нельзя. Димка Окороков, по кличке Окорок, сказал:

– Вы все можете смываться с чистой совестью до лучших времен. «Общак» я пристрою. Один мент припрячет его. Жаль, тогда мы не спросили фамилию этого мента, – он смахнул капли пота. – Впрочем, Окорок заслуживал доверия. Его родной дядя, известный в Крыму адвокат, обещал отмазать племянничка, поэтому Димка скрываться не собирался. Он рассчитывал немного посидеть в КПЗ, а потом отправиться при помощи родственника на все четыре стороны. Мы подумали: это лучший вариант. Однако в жизни все гораздо сложнее, – он вздохнул и задумался.

Константин очень внимательно слушал заключенного. Несмотря на серию убийств и дерзких налетов, а также долгое пребывание в банде, славившейся кровавыми делами, Агранович производил впечатление интеллигентного человека, неизвестно как оказавшегося в наручниках. Изучив его биографию, Скворцов узнал: мужчина имел два высших образования – техническое и педагогическое. В эпоху развала Союза ни одно из них не принесло хорошего дохода, а на руках тогда еще порядочного гражданина оставались двое детей. С Волоховым они вместе посещали тренажерный зал, там свели знакомство и придумали, как зарабатывать деньги – быстро и много. Майору также было известно: Агранович практически не участвовал в убийствах, но не потому, что падал в обморок при виде крови или в нем пробуждалось чувство жалости. Просто травма спины, полученная еще в детстве, порой заставляла его падать на землю и кататься от боли. Зато этот чернявый интеллигент был мозгом банды. Каждое преступление им тщательно обдумывалось.

– Продолжайте, – обратился к заключенному Павел. – Что же случилось дальше?

– Окорок передал менту деньги, так я думаю, а потом его взорвали в машине, – вещал Агранович. – Мы с Волоховым узнали об этом, когда были в бегах. Более осторожный Георгий сразу отыскал продажного пластического хирурга, за хорошие бабки перекроившего ему лицо. Я же не стал этого делать. Моя травма все равно выдала бы меня с головой.

– Это верно, – поддакнул Константин.

– Меня сцапали в Питере и посадили, – продолжал мужчина. – Георгию же удалось пробраться в Турцию и там прожить несколько лет. Он постоянно поддерживал связь с двумя нашими дружками, получившими условные сроки, и передавал мне весточки в тюрьму. Это Волохов на последние деньги подкупил кого следует и организовал мне побег. У него давно возникли мысли: гибель Окорока не случайна. Милиционер прикарманил денежки и отправил беднягу на тот свет. Мы решили встретиться в Мидасе и постараться отыскать «общак». Георгий вернулся из-за границы и поселился у троюродной тетки, жившей в какой-то богом забытой российской деревне. Там он и свел знакомство с неким Кашкиным, вконец спившимся бывшим офицером. Напоив его в каком-то трактире, он выведал все, что требовалось. Нашего главаря обрадовало и поразило одно обстоятельство. У жены этого олуха родственники проживали в Мидасе. Волохов пару раз покрутился возле их хибары, увидел Василису, и несчастное выражение ее лица сказало о многом. Она до смерти устала от жизни с алкоголиком, и любой мужик, распахнувший ей свои объятия, встретил бы с ее стороны тепло и понимание. Татарин не мог такого упустить. Он дождался удобного случая и отправил неудачливого супруга на тот свет.

У Константина задрожали руки:

– То есть Кашкин не виноват в том, что сгорел дом?

Рассказчик усмехнулся: